М. Горький и Лада Могилянская

Плотникова Анастасия Геннадьевна, кандидат филологических наук, и.о. зав. отделом изучения и издания творчества А.М. Горького Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН

Журнал «Филологический архив», 2021 г., выпуск №6 (1) (ноябрь), С.141-147.

В работе восстановлена биография украинской поэтессы Лады Могилянской и история ее взаимоотношений с М. Горьким. Приведены фрагменты ее стихотворений на украинском и русском языках. Могилянская впервые была репрессирована в 1929 г. по делу украинского «Демократического союза», прошла через Соловецкий лагерь, о ее пребывании на Соловках оставил воспоминания Д.С. Лихачев. Впоследствии она оказалась на строительстве Беломорско-Балтийского канала, была досрочно освобождена и получила наградной знак. С 1934 г. она работала в культурно-воспитательном отделе Дмитровского лагеря и на строительстве канала Москва — Волга. М. Горький неоднократно принимал участие в судьбе Могилянской, обращаясь к высокопоставленным лицам и ходатайствуя об облегчении ее участи. В 1937 г. после ареста Г.Г. Ягоды и начальника Дмитлага С.Г. Фирина она была вторично репрессирована и погибла. Рассмотрена работа культурно-воспитательных отделов ГУЛАГа, в которых представители творческой интеллигенции могли спастись от непосильного уничтожающего труда. Впервые введены в научный оборот письма М. Горького к разным лицам, имеющие отношение к судьбе поэтессы, письма к нему украинского филолога М.М. Могилянского, поэта С.Я. Маршака и другие документы, хранящиеся в Архиве А.М. Горького в Москве.

Ключевые слова: Лада Могилянская, М. Горький, Беломорско-Балтийский канал, ГУЛАГ, М.М. Могилянский, Дмитлаг, С.Г. Фирин.

The article reconstructs the biography of a little-known Ukrainian poetess Lada Mogylianskaya and the history of her relationship with M. Gorky; fragments of her poems in Ukrainian and Russian are given. Mogilyanskaya was fi repressed in 1929 in the case of the Ukrainian “Democratic Union”, passed through the Solovetsky prison, D.S. Likhachev. Sub- sequently, she ended up at the construction site of the White Sea-Baltic Canal, was released ahead of schedule and received an award sign. From 1934 she worked in the cultural and educational department of the Dmitrov prison and on the construction of the Moscow — Volga Canal. M. Gorky repeatedly took part in the fate of Mogilyanskaya, appealing to highranking offi and petitioning to alleviate her fate. In 1937, after the arrest of G.G. Yagoda and the head of Dmitlag S.G. Firin, she was repressed a second time and died. The article also examines the work of the cultural and educational departments of the GULAG, in which representatives of the creative intelligentsia could escape from overwhelming, destructive labor. For the first time, the article introduces into scien- tifi circulation M. Gorky’s letters to various persons related to the fate of the poetess, letters to him from the Ukrainian philologist M.M. Mogilyansky, poet S. Marshak and other documents stored in the Gorky’s archive in Moscow.

Keywords: Lada Mogilyanskaya, M. Gorky, White Sea-Baltic Canal, GULAG, M.M. Mogilyansky, Dmitlag, S.G. Firin

Лада (Лидия Михайловна) Могилянская родилась в 1899 г. в г. Чернигове в семье украинского литератора. Ее отец, Михаил Михайлович Могилянский, был одаренным филологом, автором многих исследований, переводил на русский язык произведения украинской литературы. Семья дружила со знаменитым поэтом Михаилом Коцюбинским, и в доме всегда царила творческая непринужденная атмосфера. В семье было четверо детей, и все они были творчески одаренными, но ярче всех проявлялся талант старшей дочери Лидии, которая взяла псевдоним Лада (или Ладя). Лада Могилянская с ранних лет проявляла склонность к литературе. Начала печататься в 1919 г., ее стихи на украинском языке публиковались в литературных журналах «Нова генерацiя», «Зоря», «Литературно-науковый висник». В 1920-х гг. она входила в объединение «Плуг», посещала литературный кружок вместе с Павлом Тычиной, Марко Вороным, Ананием Лебедем. Могилянская училась в Черниговском институте народного просвещения, широко публиковалась в местных печатных изданиях. В ее ранней лирике звучали романтические мотивы, а своим литературным кумиром она считала Сергея Есенина, на смерть которого написала такие строки:

Написав — До побачення, друже! —
Це останній вихід зі сцени…
І ось в газетах, в калюжах
Загреміли: Сергій Єсенін! [1. С. 8].

В январе 1929 г. Лада Могилянская была арестована по делу «Демократического союза». Из опубликованных по этому процессу документов следует, что идеей этой молодежной организации было художественное сопротивление несправедливости, порожденной насильственной коллективизацией на Украине [2]. Тех страшных преступлений, совершение которых вменялось литературному кружку, — контрреволюционной и террористической деятельности — в действительности не было.

В отчаянии отец Лады, Михаил Могилянский, обратился к М. Горькому. Двадцать шестого июня 1929 г. он отправил писателю письмо, в котором напомнил об их общем знакомом М.М. Коцюбинском. Горький и Коцюбинский в самом деле были очень дружны, много переписывались, украинский писатель гостил на Капри в 1909, 1910 и 1912 гг. После смерти Коцюбинского Горький написал о нем воспоминания, где очень тепло отзывался: «Для меня смерть Михаила Коцюбинского определилась как тяжелая личная утрата, я потерял сердечного товарища. Прекрасный, редкий цветок отцвел, ласковая звезда погасла. Трудно жилось ему: быть честным человеком на Руси очень дорого стоит» [3. C. 184–185]. В обширной переписке Горького с Коцюбинским неоднократно встречается имя М.М. Могилянского как украинского переводчика и публициста.

Итак, в своем письме Могилянский описывал обстоятельства уголовного дела своей дочери Лады и просил Горького о заступничестве. Могилянский уверял, что не стал бы беспокоить писателя, «если бы допускал, что сознательно и намеренно она вступила на путь антисоветский контрреволюционной деятельности» [4]. Он был убежден, что «все ее вины вытекли из особенности женско-поэтического характера, бесконечного легкомыслия и беспредельной бесхарактерности» [Там же]. Трогательно звучат в письме строки отца: «Ей 29 лет, но до сих пор она боится темной комнаты и мышей. <…> Здоровья слабого» [Там же].

Вместе с личным письмом Могилянский отправил Горькому подробное описание самого дела, предназначенное, очевидно, для передачи в официальные инстанции. Строки этого документа рисуют действительно трагическую историю. Участие Лады в деятельности «Демократического союза», которое сама она не отрицала, Могилянский объяснял бесхарактерностью и легкомыслием. Он писал:

Во время свидания с нею с разрешения следственной власти… она призналась, что дважды была на собраниях молодежи, на которых слышала разговоры о необходимости созыва учредительного собрания, причем на втором собрании заявила, что больше не придет, и действительно больше не бывала на собраниях. Затем кому-то из знакомых по настойчивым его просьбам давала шапирограф, принадлежавший ее мужу, размножавшему несколько лет тому назад ноты. Этот шапирограф она передала властям при аресте [5].

Могилянский уверял, что Лидия «несомненно, никак не представляла себе, что, побывав на двух собраниях молодежи, становится соучастницей антисоветской организации, что было бы для нее идеологически невозможно» [Там же].

Могилянский убеждал Горького в том, что его дочь верна советскому государству: «Не думаю, чтобы ее можно было признать социально опасной, так как ее политические убеждения и социальные симпатии не допускают мысли о враждебном отношении к государству рабочих и крестьян. Думаю, что все пережитое ею… навсегда сделает для нее невозможным подобное легкомыслие» [Там же]. Он также рассказывал о деятельности дочери (печатала стихи в киевских, черниговских и харьковских изданиях, ее авторский сборник был принят к печати Госиздатом Украины), ее мужа (работает в Харькове секретарем газеты «Наймит» и своей собственной, сотрудник Академии наук Украинской ССР). Писал Могилянский и о трагических обстоятельствах материнской судьбы Лады. В Чернигове оставалась ее пятилетняя дочка, «болезненная и слабая девочка, требующая материнского ухода» [Там же]. В момент ареста Лидия Могилянская была на седьмом месяце беременности, через несколько дней она потеряла ребенка и едва не погибла сама: «…преждевременные роды сопровождались тяжелыми осложнениями» [Там же].

Горький внимательно прочитал и сведения о деле Могилянской, и личное письмо ее отца, на этих документах сохранились пометы его карандаша. Вскоре после этого, 15 июля 1929 г., Горький переслал ходатайство Могилянского заместителю председателя ОГПУ Г.Г. Ягоде, сопроводив его небольшой запиской: «Старик Могилянский — человек весьма популярный и влиятельный среди укр<аинской> интеллигенции, был близким другом М.М. Коцюбинского, литератор. Это все, что я могу прибавить к его ходатайству» [Там же. C. 72].

Лада Могилянская была приговорена судом к расстрелу, но затем его заменили десятилетним сроком заключения. Скорее всего, обращение Горького не повлияло на ее участь: приговор был оглашен 9 июля, за неделю до письма Горького Ягоде. Замена расстрела каторгой была частью обычной судебной практики тех лет, особенно в отношении женщин. Из 68 человек, арестованных по делу «Демократического союза», расстреляны были восемь.

Могилянская прибыла в Соловецкий лагерь особого назначения в начале 1930 г., через полгода после того, как это место посетил М. Горький. Лада практически сразу поступила на работу машинисткой в Управление СЛОН. В лагере она писала украинские и русские стихи, печатала их в лагерной прессе. Д.С. Лихачев, в то же время отбывавший срок на Соловках и оставивший знаменитые воспоминания, описывал ее так:

Высокая, стройная блондинка, носившая модную тогда прическу «фокстрот» и короткие юбки… <…> Оживленная, быстрая, остроумная, увлекавшаяся песнями уголовных, она сразу произвела большое впечатление на нашу молодежь. Распространилась «болезнь», которую мы называли «ладоманией» [6. С. 250–251].

У него не было сомнений в невиновности Лады и ее товарищей: «…собирался кружок молодежи, который, конечно, властям надо было изобразить контрреволюционным заговором. Получила она десять лет, хотя, уверен, интересовалась она только поэзией» [Там же. С. 251]. Мнение Лихачева подтверждается: в 1990 г. Лидию Могилянскую полностью реабилитировали по данному делу.

В 1932 г. она вместе с подругой, Галиной Филипповной Левицкой, осужденной по тому же делу, была переведена на строительство Беломорско-Балтийского канала. Там она оказалась на общих земляных работах, но довольно быстро ее заметил руководитель культурно-воспитательной работы Белбалтлага Семен Григорьевич Фирин. Могилянская была переведена в культурно-воспитательный отдел, печаталась в лагерных изданиях, занималась редакторской работой. Позднее она опубликовала цикл «Беломорстроевские сонеты»:

От снежных бурь и северных сияний
Сквозь мхом из’еденный немой гранит,
Где карту севера лазурь из’янит,
Где водопад с камней свой бег стремит,

Где солнце вянет, не войдя в зенит,—
В экстазе мощи пламенные длани
Сердца людей спаяли в монолит
Для легендарных дел — морей слияний.
[7. С. 12]

В 1933 г. за ударный труд она была досрочно освобождена и награждена значком «Строителю Беломорстроя». Этот эпизод упоминается в знаменитой книге «Беломорско-Балтийский канал. История строительства»:

Досрочно освобожденная, Могилянская возвращается домой, к мужу. На ее рабочей блузе — значок ударника Беломорстроя. «Сними значок, — говорит ей муж, — все видят — ты бывшая заключенная». Она смотрит на мужа с изумлением, она не понимает его. Перед ней чужой, чуждый ей человек. Так может говорить обыватель и мещанин. Да, она была заключенной, она была осуждена за контрреволюцию. Но ее прошлое зачеркнуто работой на Беломорстрое. И тот, кто не понимает таких простых вещей, не может быть ее мужем [8. C. 574].

Организатором и редактором этой книги, объединившей наблюдения нескольких советских писателей над жизнью на канале, был Максим Горький.

В письмах Михаила Могилянского к Горькому отражен и этот этап биографии украинской поэтессы. Так, он писал 28 августа 1933 г., находясь в Медвежьегорске, где в это время заканчивалось строительство Беломорско-Балтийского канала:

Я уже четвертый раз в этих местах. С 30-го года, навещая дочку, посетил — Соловки (30 г.), Кемь (31) и вот уже второй раз в Медвежьей Горе. <…> …Дочь моя, в 29 году получившая 10 лет, сейчас совсем освобождена как одна из лучших ударниц на стройке канала. И вот лучшее свидетельство ее настроения: получив полное освобождение и ничем не ограниченное право повсеместного проживания в Союзе, она осталась на работе здесь. Съездила в Харьков, взяла к себе дочь и племянника и вернулась сюда. Работает. <…> Не чужда литературе: украинские стихи ее печатались не раз… [9].

Неожиданным выглядит признание Могилянского о том, что пребывание в лагерях пошло его дочери на пользу: «…годы, проведенные здесь, имели на всю ее психику самое благотворное влияние… от безграничного легкомыслия к серьезному отношению к жизни она пришла здесь» [Там же]. Возможно, речь о том, что суровый жизненный опыт ускорил взросление девушки. Можно предположить, что Могилянский, не раз обращавшийся к Горькому за заступничеством, таким образом демонстрировал собственную лояльность к власти. Несколько его писем в нервной, путаной манере рассказывают о притеснениях со стороны молодого руководства, он жалуется на травлю в печати и бытовые трудности.

Досрочно освободившись из заключения в 1933 г., Лада Могилянская отправилась вольнонаемной в культурно-воспитательный отдел подмосковного Дмитровского исправительно-трудового лагеря на строительстве канала Москва — Волга. Одной из причин ее решения было то, что ее прежний начальник С.Г. Фирин стал руководителем новой «стройки века».

Фирин уделял огромное внимание культурно-воспитательной работе и был увлечен проблемой «перековки» — превращения «социально опасных» людей в «социально полезных» средствами пропаганды. Получив высокий пост руководителя строительства и практически неограниченные ресурсы, он развернул культурно-воспитательную деятельность в полную силу, организовав большой специальный отдел — КВО. С одной стороны, это был мощный инструмент агитации среди лагерников, с другой — прибежище талантливых людей. У них появлялась возможность не участвовать в тяжелых работах, некоторым разрешалось привозить семьи и даже снимать отдельное жилье. Фирин переводил писателей и художников из других исправительно-трудовых лагерей, приглашал творческие кадры в качестве вольнонаемных. Благодаря усилиям Фирина лагерь имел 82 библиотеки, где насчитывалось 88 500 книг. В Дмитровском лагере выходило более 30 печатных изданий, в том числе на языках народов СССР. Особой популярностью пользовались ежедневная газета «Перековка», «женская» газета «Каналоармейка», литературно-художественный журнал «На штурм трассы», инженерно-технический «Москва — Волгострой», а также книжная серия «Библиотечка “Перековки”», где печатались авторы из числа заключенных и вольнонаемных Дмитлага. В связи с двухлетней годовщиной функционирования газеты «Перековка» в приказе по Дмитлагу от 30 ноября 1934 г. было отмечено, что, начав с тиража 3000 экземпляров, редакция «довела его до 30 000 экземпляров, объединив вокруг себя около 5000 лагкоров» [10. C. 68]. Кроме того, в лагере постоянно велась работа по поиску «самородков»: конкурсы песни, стихов, плакатов, смотры самодеятельности, слеты ударников и журналистов на канале и т.д.

Литературный талант и опыт Лады Могилянской, приобретенные на Беломорканале, оказались весьма востребованными. Она редактировала лагерную газету на украинском языке «За нову людину», работала в журнале «На штурм трассы», тираж которого превышал 3000 экземпляров. Публиковала свои стихи и очерки на украинском и русском языках во многих изданиях Дмитлага. Активно участвовала в женском стахановском движении «Москва — Волгострой» и выпустила книгу очерков «Лагерницы-стахановки» (1936) в серии «Библиотека “Перековки”», а также сборник стихотворений «Два канала» (1935). Ее положение было настолько крепким, что она пригласила к себе родного брата Дмитрия, который на Украине публиковался под псевдонимом Дмитро Тась. У него не заладилась журналистская карьера в харьковских изданиях после перевода столицы в Киев, и он охотно откликнулся на предложение сестры. До сентября 1935 г. он работал в редакциях Дмитровского исправительно-трудового лагеря и был, судя по всему, на хорошем счету.

Максим Горький оказывал огромную поддержку той культурно-воспитательной работе, которая велась в Дмитлаге. Он близко познакомился с С.Г. Фириным во время работы над книгой об истории строительства Беломорканала и сразу оценил эрудицию, энергичность и организаторские способности чекиста, а главное, его деятельность по культурной «перековке» заключенных.

Для Фирина отношение Горького было чрезвычайно важно: оно легитимизировало его подход к «перековке». Начальник Дмитлага аккуратно отправлял писателю каждый номер лагерного литературно-художественного журнала «На штурм трассы» (часто отвозил сам из Дмитрова в Москву), сопровождая коротким письмом с просьбой о рецензии, и всегда обращал внимание Горького на некоторые произведения, опубликованные там. В 1935 г. он показал Горькому сборник детских стихотворений «Вова на канале», написанных Ладой Могилянской и ее братом Дмитрием. Знаменитый писатель, получив эти материалы, поручил С.Я. Маршаку поддержать молодых поэтов, не разобравшись, однако, в деталях:

Дорогой Самуил Яковлевич, посылаю стихи и рисунки двух женщин, работающих на канале Волга — Москва. Одна из них — Могилянская — бывшая эс-эрка, другая — тоже что-то в этом роде, но обе уже «перековались», приемлют Советскую власть на все 100%, активно и очень успешно работают в центральной культ- бригаде Дмитровского концлагеря.

Не только в их личных интересах, но вообще было бы очень важно, если б Вы нашли возможным — исправив эти стихи — издать их вместе с рисунками. В концлагере немало даровитых прозаиков и поэтов, как это явствует из их «трудов», печатающихся в журнале «На штурм трассы». Издание стихов Могилянской и Тась подействовало бы на их товарищей весьма благотворно [10].

Понимал ли Горький, что Лада Могилянская — это та самая девушка, за которую он просил Ягоду в 1929 г., дочь его знакомого, переводчика произведений Коцюбинского? Сложно сказать. С одной стороны, Михаил Могилянский продолжал писать ему в те годы, а с другой — то, как описывал Горький молодых поэтов Маршаку, свидетельствует о том, что он, скорее, повторял характеристики Фирина, которому было чрезвычайно важно представить их как лагерных «самородков».

С.Я. Маршак, публикуя это письмо Горького в 1941 г., после вихря сталинских репрессий, унесшего жизни и молодых поэтов, и их начальника Фирина, тщательно вымарал всю конкретику: имена работников КВО и детали их судеб, упоминание о Дмитрове и название канала [11]. Стихи молодых поэтов С.Я. Маршак принял, хотя и с осторожностью. Он ответил Горькому:

Присланную рукопись Могилянской и Тась прочел внимательно и думаю, что надо поработать с этими людьми. Способности у них, несомненно, имеются, но им следовало бы добиться большей лаконичности и конкретности. Я с удовольствием окажу авторам всяческую помощь, но для этого мне нужно встретиться с ними — в Ленинграде или в Москве… <…> Я хотел бы познакомиться с авторами и для того, чтобы получше узнать и определить их литературные возможности. Но как это сделать? Думаю, что Петр Петрович (Крючков, секретарь Горького.— А. П.) может организовать нашу встречу, когда вернется в Москву [12].

Получив ответ Маршака, Горький попросил секретариат перепечатать на машинке ту часть письма, где речь шла о молодых поэтах, и отправить Фирину. Это было обычной практикой, Горький часто таким образом переправлял просьбы и ходатайства, проекты изобретений и просто интересные идеи тем влиятельным лицам, которые могли бы ими заинтересоваться. Горький написал и Фирину: «…стихи Могилянской и Тась я послал Маршаку и получил его ответ, прилагаемый при сём» [13]. Письмо завершалось обещанием посетить Дмитлаг летом, но этому уже не суждено было случиться: 18 июня 1936 г. писателя не стало.

Смерть Горького стала огромным траурным событием в жизни Дмитлага. Памяти писателя был посвящен весь седьмой номер журнала «На штурм трассы» за 1936 г. Он включал в себя стихотворения о Горьком, воспоминания о встречах с писателем, несколько портретов работы Г. Куна, П. Гусева, Е. Веселовского и других художников Дмитлага. Несколькими лирическими произведениями откликнулась и Лада Могилянская. Поэтические страницы журнала открывались ее стихотворением «Буревестник суровый»:

Горло радиорупора
вдруг перерезалось горем,
Голос вестника скорби суров,
одинок,
нелюдим.

Нам не новы утраты.
Но с каждою новою спорим Мы до пены у губ:
— Не дадим!
Не дадим!
Не дадим! [14. С. 8]

Через месяц после смерти Горького, 21 июля 1936 г., Ладу Могилянскую приняли кандидатом в Союз советских писателей. В статье «Каналоармейским поэтам», помещенной в журнале «На штурм трассы», она писала, что воспринимает этот шаг «как победу всего каналоармейского литературного коллектива» [Там же. С. 21]. Она, разумеется, вспомнила и о знаменитом писателе, который сделал многое для этого беспрецедентного достижения: «Могут быть и будут неудачи и затруднения на этом пути. Я не боюсь их. У меня есть талисман, который меня поддержит в трудную минуту. Этот талисман — дорогие мне слова Алексея Максимовича Горького, который так тепло отозвался о моих стихах» [Там же. С. 22].

К сожалению, талант и успех Лады Могилянской не спасли ее от трагического финала. В 1937 г. вслед за наркомом внутренних дел Г.Г. Ягодой был арестован руководитель строительства канала Москва — Волга С.Г. Фирин. Затем было сфабриковано масштабное дело о «контрреволюционной террористической организации в Дмитлаге», в котором обвиняемыми стали почти все сотрудники культурно-воспитательного отдела. По «делу Фирина» было расстреляно 219 человек. В 1956 г. все они были посмертно реабилитированы. Среди них была и Лада Могилянская; ее жизнь оборвалась 6 июня 1937 г.

Такова была сложная судьба талантливой поэтессы Лады Могилянской, писавшей в юности романтические стихи, а потом прославлявшей чудеса «перековки» в Дмитровском исправительном лагере, прошедшей Соловки и Беломорканал, дважды арестованной и дважды реабилитированной. Жизнь несколько раз сводила ее со всемирно известным писателем Горьким, но трагическая эпоха прервала ее творческий путь.

Литература

1. Могилянская Л. Пам’яті Єсеніна // Життя й революція. Кiев, 1926. № 6. С. 8.
2. Демократический союз. Следственное дело. 1928–1929 гг.: сб. документов / сост. и авт. предисл. И.А. Мазус; редкол. В.К. Виноградов и др. М.: РОССПЭН: Фонд «Президентский центр Б.Н. Ель- цина», 2010. 495 с.
3. Горький М. М.М. Коцюбинский // Полн. собр. соч. Художественные произведения: в 25 т. / М. Горь- кий. Т. 11. М.: Наука, 1971. С. 178–185.
4. Архив А.М. Горького / ИМЛИ РАН. КГ-уч-8-10-9.
5. Горький М. Полное собрание сочинений. Письма: в 24 т. Т. 19. М.: Наука, 2017. 998 с.
6. Лихачев Д.С. Воспоминания. СПб.: Logos, 1995. 519 с.
7. Могилянская Л. Два канала: стихи. Дмитров: КВО Дмитлага НКВД, 1935. 56 с. (Библиотека «Перековки»).
8. Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства. М.: История фабрик и заводов, 1934. 616 с.
9. Архив А.М. Горького / ИМЛИ РАН. КГ-уч-8-10-5.
10. Сталинские стройки ГУЛАГа. 1930–1953 / под общ. ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. А.И. Кокурин, Ю.Н. Моруков. М.: МФД: Материк, 2005. 568 с.
11. Маршак С.Я. Из воспоминаний // Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1940. 18 июня (№ 139).
12. Архив А.М. Горького / ИМЛИ РАН. КГ-п-50-15-6.
13. Архив А.М. Горького / ИМЛИ РАН. ПГ-рл-47-41-3.
14. Могилянская Л. Каналоармейским поэтам // На штурм трассы. 1936. № 8. С. 21–22.

References

1. Mogilyanskaya L. Pamiatі Yesenіna // Zhittia i revoliutsіia. Kiev, 1926. No. 6. S. 8.
2. Demokraticheskii soiuz. Sledstvennoe delo. 1928– 1929 gg.: sb. dokumentov / sost. i avt. predisl. I.A. Mazus; redkol. V.K. inogradov i dr. Moscow: ROSSPEN: Fond “Prezi- dentskii tsentr B.N. Eltsina”, 2010. 495 s.
3. Gorky M. M.M. Kotsyubinsky // Poln. sobr. soch. Khu- dozhestvennye proizvedeniia: v 25 t. / M. Gorky. T. 11. Moscow: Nauka, 1971. S. 178–185.
4. Arkhiv A.M. Gorkogo / IMLI RAN. KG-uch-8-10-9.
5. Gorky M. Polnoe sobranie sochinenii. Pis’ma: v 24 t. T. 19. Moscow: Nauka, 2017. 998 s
6. Likhachev D.S. Vospominaniia. St. Petersburg: Logos, 1995. 519 s.
7. Mogilyanskaya L. Dva kanala: stikhi. Dmitrov: KVO Dmitlaga NKVD, 1935. 56 s. (Biblioteka “Perekovki”).
8. Belomorsko-Baltiiskii kanal imeni Stalina. Istoriia stroitel’stva. Moscow: Istoriia fabrik i zavodov, 1934. 616 s.
9. Arkhiv A.M. Gorkogo / IMLI RAN. KG-uch-8-10-5.
10. Stalinskie stroiki GULAGa. 1930–1953 / pod obshch. red. akad. A.N. Iakovleva; sost. A.I. Kokurin, Yu.N. Morukov. Moscow: MFD: Materik, 2005. 568 s.
11. Marshak S.Ya. Iz vospominanii // Izvestiia TsIK SSSR i VTsIK. 1940. 18 iiunia (No. 139).
12. Arkhiv A.M. Gorkogo / IMLI RAN. KG-p-50-15-6.
13. Arkhiv A.M. Gorkogo / IMLI RAN. PG-rl-47-41-3.
14. Mogilyanskaya L. Kanaloarmeiskim poetam // Na shturm trassy. 1936. No. 8. S. 21–22.