Автор – Лидия Алексеевна Головкова, главный редактор Книги памяти «Бутовский полигон».
Статья вышла в книге Бутовский полигон. 1937–1938. Вып. 4. М., 2000. С. 22–35
В числе нескольких десятков тысяч расстрелянных на Бутовском полигоне есть немало представителей древних аристократических фамилий. Один из них — барон по происхождению — Федор Николаевич Гревениц.
Род Гревеницев относится к древнегерманским родам и известен с IX века. Семейное предание связывает основателей рода со средневековыми рыцарями-крестоносцами. О том же свидетельствует и герб баронов фон Гревениц, точнее одна из ранних его разновидностей[1].
Первым из рода Гревеницев появился в России барон Теодор Эрнст Фрайхер фон Гревениц. Он прибыл в составе свиты принцессы, предназначенной в жены государю Павлу Петровичу, Софьи Доротеи Вюртемберг-Штутгардской (в православном крещении — Марии Феодоровны). Сын этого Гревеница — Александр Карл Франц Людвиг фон Гревениц в 1836 г. женился на дочери богатого петербургского откупщика — Марии Магдалине Перетц[2]. Один из восьмерых их детей, Николас Абрахам (впоследствии Николай Александрович), стал главой интересующего нас семейства.
Прожив более ста лет в России, Гревеницы стали частью ее истории и культуры, являя собой пример типичных представителей служилого российского дворянства. Именно такими, как Гревеницы и подобными им, было крепко это сословие. Великий русский историк Н. М. Карамзин утверждал: «Дворянство есть душа и благородный образ всего народа».
«Дворянство у нас, — писал Н. В. Гоголь, — есть как бы сосуд, в котором заключено нравственное благородство, долженствующее разноситься по лицу всей русской земли затем, чтобы подать понятие всем прочим сословиям, почему сословие высшее называется цветом народа»[3].
Но живя в России, Гревеницы все же не забывали о своем германском происхождении; они оставались лютеранами. Немецкий язык наравне с русским был родным языком в доме. Мужчины семейства Гревеницев были людьми высокообразованными, по-немецки деятельными и целеустремленными, занимали ответственные государственные посты. Женщины этого рода также получали прекрасное образование и, полагая необходимым распространять просвещение и культуру, порой учительствовали в различных учебных заведениях. Собственных детей Гревеницы воспитывали в духе исполнения высшего долга перед Богом, государем и народом, с которым давно сроднились по духу и крови. Среди представителей семейства было немало воинов на суше, на море, а впоследствии и в воздухе. Правительство отличало их заслуженными чинами и наградами.
Так было до 1917 г. Но в советское время мстительность тех, кто прежде был никем, а ныне — всем, обрушилась на высшие сословия и аристократические семьи России. (Потом, правда, эта сатанинская злоба коснулась всех без исключения слоев русского общества, дойдя в конце концов до самоистребления.) Почти все представители семьи Гревеницев и их ближайшие родственники были уничтожены советской властью: кто расстрелян, кто умер в ссылке или тюрьме. Уцелели лишь те, кто уехали из России вскоре после революции. Ныне потомки «российских» Гревеницев живут в Финляндии, Англии и Бельгии. В Финляндии живут потомки Бориса Николаевича Гревеница — родного брата Федора Николаевича, потомки его дяди, Георгия Александровича, живут в Англии, а в Бельгии — внуки и правнуки Николая Александровича — двоюродного брата Федора Николаевича[4]. Потомки «европейских» Гревеницев живут в Германии, Англии, Австрии. В Германии неподалеку от городка Бисмарк есть поместье, где сохранился родовой замок баронов фон Гревениц. Раз в три года представители рода съезжаются из разных стран в Германию, чтобы встретиться друг с другом.
Отец Федора Николаевича Гревеница, Николай Александрович, был действительным статским советником. Он занимал должность губернатора в Вильне, в Петербурге служил начальником департамента в Министерстве внутренних дел, имел фабрики, владел имением «Рожанка» в Виленской губернии. Николай Александрович Гревениц (1849-1898) был сыном сенатора и действительного тайного советника Александра Карла Фрайхера фон Гревеница. Мать Федора Николаевича, Елизавета Гревениц, была по происхождению немка, урожденная Ренненкампф. Елизавета Вера Мария фон Гревениц (1851-1929) родилась в Симбирске в семье действительного статского советника барона Рудольфа фон Ренненкампфа и баронессы Амалии фон Биндер. В семье Николая и Елизаветы Гревениц было пятеро детей — сыновья Александр, Николай, Борис, Федор и дочь Софья.
Старший из братьев, Александр Николаевич, родился в 1872 г. в Казани. Он окончил Пажеский корпус в С.-Петербурге, был подпоручиком, затем полковником лейбгвардии Семеновского полка I Гвардейской дивизии. Александр Николаевич женился на дочери командующего полком генерал-лейтенанта Г А. Мина — Наталье Георгиевне (1885-1968). Их дети родились в Царском селе, где в предшествовавшие революции годы жили Гревеницы и где в составе сводного пехотного полка, а затем — в должности командующего полком А. Н. Гревениц нес охрану царского дворца. Александр Николаевич был видным человеком, имел обширные связи в высших кругах, общался со многими влиятельными лицами государства[5].
Мы не знаем, как воспринял А. Н. Гревениц Октябрьский переворот, ссылку и расстрел царской семьи, которой он прежде верно служил. В сентябре 1919 г. Петроградский военный комиссариат мобилизовал его и назначил заведующим хозяйством 156 этапной роты, с ноября 1920 г. А. Н. Гревениц — помощник командира батальона, затем — командир роты на польском фронте. Но уже в апреле 1921 г. он арестован, осужден за «контрреволюционную деятельность» и отправлен этапом на Соловки «сроком на один год». После возвращения из концлагеря Александр Николаевич работал скромным счетоводом (обычная в советское время должность для бывших аристократов) на петроградском заводе «Красный треугольник». 5 ноября 1924 г. А. Н. Гревениц, как обычно, ушел на завод и не вернулся. Он был арестован и по постановлению ПП ОГПУ по ЛО приговорен к высшей мере наказания. В начале июля 1925 г. Александр Николаевич фон Гревениц был расстрелян.
В 1935 г. трое взрослых детей Александра Николаевича были высланы из Ленинграда в Уфу. Его жена баронесса Наталья Георгиевна выехала вместе с ними. Однако, уехав добровольно, Наталья Георгиевна оказалась в таком же точно положении ссыльной, как и ее дети: у нее отобрали паспорт, и она была обязана раз в неделю ходить отмечаться в районном отделении НКВД. В январе 1936 г. Особым совещанием НКВД высылка была отменена (грянула очередная кампания, на сей раз под лозунгом: «дети за родителей не отвечают»). Наталья Георгиевна с сыном Николаем и дочерью Натальей вернулась в Ленинград, а старший сын Георгий остался со своей семьей в Уфе.
С большим трудом Наталья добилась, чтобы ее приняли в Ленинградский технологический институт. Но проучилась она чуть больше года.
28 марта 1938 г. она была арестована и исчезла в недрах ленинградского НКВД. 31 марта 1940 г. была арестована Наталья Георгиевна. Приговор — лишение свободы на пять лет[6]. По дороге к месту заключения Наталья Георгиевна сломала ногу и была помещена в больницу в г. Йошкар-Оле. В этом городе она и осталась жить, зарабатывая себе на пропитание уроками иностранных языков. Умерла бывшая баронесса Н. Г Гревениц в 1968 г. в Доме инвалидов в возрасте 83 лет. Ей выпала горькая судьба пережить не только расстрел мужа, но и гибель всех ее троих детей: дочь Наталья была расстреляна в Ленинграде 22 октября 1938 г. и захоронена, по-видимому, под Ленинградом на Левашовской пустоши; сын Николай, уехавший после ссылки в Нижний Тагил, расстрелян в 1940 г., Георгий расстрелян 27 июля 1941 г. Конечно, Наталья Георгиевна не могла тогда знать, что дети ее расстреляны. Она всю жизнь искала их, дважды писала Председателю СМ СССР Маленкову, несколько раз в Военную прокуратуру и другие инстанции, но все было безрезультатно. О судьбе своих детей она так и не узнала[7].
В Уфе в 1940 г. в один день с Натальей Георгиевной была арестована сестра Федора Николаевича — Софья Николаевна.
Баронесса Софья Николаевна Гревениц родилась в 1875 г. в Казани, окончила гимназию, затем Виленское высшее женское педагогическое училище и особый дополнительный курс по подготовке учителей. После переезда семьи в Петербург она преподавала немецкий язык в знаменитой в свое время школе Петер-шулле при лютеранском соборе, была помощницей попечительницы Николаевского приюта, а в период с 1910 г. по 1917 г. «имела собственную школу с небольшим доходом». В 1918 г. Софья Николаевна жила в доме № 3 на Литовском проспекте. Вместе с ней жила ее мать Елизавета Рудольфовна и двое взрослых братьев — Николай и Федор. Софья Николаевна и при новой власти продолжала учительствовать. Но в 1921 г. она была арестована и препровождена в тюрьму на Шпалерной, где встретила немало знакомых. Затем по постановлению ГубЧК Софью Николаевну, как и многих других, отправили этапом на Север; она провела год в концлагере г. Холмогоры. Софью Николаевну приговорили к десяти годам лагерей и бессрочной ссылке, но в 1922 г. она уже была освобождена и вернулась в Петроград. Она много и активно работала по ликвидации неграмотности в Политпросвете, в школах при больницах, впоследствии преподавала немецкий язык в ленинградских институтах. Свободно владея еще тремя языками, Софья Николаевна занималась переводами, участвовала в составлении учебников иностранных языков. После расстрела своего брата Александра она взяла к себе всю его семью: убитую горем вдову и троих детей 16,14 и 9-ти лет.
В 1935 г. «в связи с убийством Кирова» вся семья Гревеницев была отправлена в ссылку: пять человек, в том числе и Софья Николаевна, были высланы в Уфу. Следствие заняло один день — с 3 на 4 марта. В Уфе Софья Николаевна преподавала немецкий язык в Башкирском мединституте. 31 марта 1940 г. она, как уже говорилось, была арестована вместе с женой брата Александра — Натальей Георгиевной. Это был третий арест Софьи Николаевны. Обе женщины, одна 65-ти, другая 55-ти лет, были осуждены на пять лет лишения свободы[8]. Где-то в ссылке Софья Николаевна погибла в результате несчастного случая. Рассказывали, что она умерла от удара по голове: ночью на нее упали стенные часы.
Софья Николаевна была человеком прекрасным, но суровым. Ее красивое строгое лицо казалось непроницаемым. Она не имела своей семьи, была, как написано с ее слов в следственном деле, девица. Свою нерастраченную материнскую любовь Софья Николаевна отдавала племянникам, особенно младшей племяннице — Тате, и многочисленным ученикам, ревностно передавая им свои знания. Софья Николаевна имела бесстрашное сердце, что обнаруживается в протоколах допросов следственного дела 1935 г. На вопрос следователя о круге ее знакомых она отвечала; «…чтобы их не допрашивали, и оне не подвергались той же участи, что и я, я вам их не назову»[9]…
О брате Николае Николаевиче Гревенице известно только то, что он родился в 1877 г.. был чиновником по особым поручениям при министре внутренних дел. Он погиб в 1919 г. во время гражданской войны (скорее всего был расстрелян как дворянин и бывший царский офицер). Брат Борис Николаевич, родившийся в 1879 г., в 1918 г. вместе с женой и детьми уехал в Финляндию и там остался. Только это и спасло его от расправы…
* * *
Самым младшим в семье барона фон Гревеница был Федор Николаевич. Он родился 22 августа 1884 г. в С.-Петербурге. В семейном архиве родственников сохранилась его детская фотография. Поистине — очаровательная картина, говорящая сама за себя.
Мы видим ангельское существо лет трех-четырех — в кружевах и лентах, с волной шелковых волос, спадающих на плечи. Перед нами осуществленный рай на земле — «рай детства». Счастливый удел, «предельная беззаботность и благоденствие». «Все так, как должно быть. Ничто никогда не изменится. Никто никогда не умрет», — писал о своем детстве, во многом, очевидно, схожем с детством Федора Николаевича Гревеница, писатель Владимир Набоков, чья жизнь и творчество, в основе своей, были «неубывающей тоской по детству». А детство, во всяком случае подобное набоковскому детству, писатель называл «мерилом всякого счастья». Но вглядимся повнимательнее в детский портрет. Живой быстрый взгляд всеми обожаемого и, по выражению Набокова, «до прекрасной крайности» балуемого ребенка одновременно странно задумчив, словно он видит то, что не видят взрослые — какие-то «другие, непознаваемые и непостижимые миры».
«Русские дети, — писал В. Набоков о детях своего времени и своего круга, — одарены были восприимчивостью почти гениальной, точно судьба, в предвидении катастрофы, честно попыталась возместить будущую потерю, наделяя их души тем, что по годам им еще и не причиталось[10].
Фотография сделана в 1887 или 1888 г. в Вильне, где в ту пору жила семья Гревениц. После переезда в Петербург Гревеницы поселились на Литейном проспекте в доме № 46. За домаами самой Знаменской площади (нынешней площади Восстания) тянулись Итальянские сады, водили гулять маленького Тео.
В Петербурге Федор Николаевич поступил в гимназию, которую окончил в 1903 г. А в 1905 г. он уже девятнадцатилетний юноша, был зачислен в гвардейский саперный батальон. В том же 1905 г. Федор Николаевич стал студентом петербургского института Инженеров путей сообщения (ИИПС). Среди его учителей был человек, который, несмотря на четырнадцатилетнюю разницу в возрасте стал его ближайшим другом, а по окончании института — коллегой и постоянным сотрудником. Звали его Сергей Петрович Лихачев[11]. В доме своего учителя Федор Николаевич встретил женщину, ставшую его единственной любовью на всю жизнь. Это была прекрасная как античная камея, добрейшая Екатерина Владиславовна Лихачева. В ту пору она была матерью четырех детей[12].
Драматизм ситуации заключался в том, что была она женой учителя и лучшего друга Федора Николаевича — Сергея Петровича Лихачева…
В 1911 г. семью Гревениц взбудоражила женитьба брата Федора Николаевича — морского офицера, капитана 1-го ранга Владимира Евгеньевича Гревеница который женился на ослепительной светской красавице княгине Дарье Евгеньевне Кочубей, урожденной графине Богарне, дочери герцога Лейхтенбергского.
Ее портрет, написанный в 1912 г. художником В. К. Штембером, хранится в С.-Петербурге в коллекции Эрмитажа. Княгиня Дарья принадлежала к высшей знати российской империи; она была правнучкой Николая I, двоюродной внучкой Александра II, двоюродной племянницей Александра III и троюродной сестрой Николая II; к тому же она состояла в довольно близком родстве с рядом королевских семей Западной Европы.
Развод княгини Дарьи с ее мужем князем Л. М. Кочубеем и последующее замужество недовольство государя, так как были совершены без его согласия. Но обычное в таких случаях наказание (удаление из России) не последовало. По семейному преданию, сказал следующее: «Гревениц наказан уже тем, что женился на этой женщине». Слова эти оказались пророческими. Действительно, брак был недолгим и кончился трагически. В 1916 г. В. Е. Гревениц был с визитом на своем корабле — дредноуте «ПОЛТАВА» — в Гельсингфорсе (Хельсинки). Дарья Евгеньевна, приревновав Вольдемара Гревеница к какой-то певичке из оперетты, выстрелила в него прямо в капитанской каюте из своего дамского пистолета. В. Е. Гревениц после этого жил еще десять дней, но спасти его не удалось. Там в Гельсингфорсе его и похоронили на православном кладбище. Дело было замято и представлено как самоубийство. Рассказ о женитьбе В. Е. Гревеница на княгине Дарье, казалось бы, не имеет прямого отношения к нашему повествованию. Однако отголоски этой истории всплывут много позже — в доносах доброхотов о том, что Гревеницы состояли в родстве с царской фамилией[13]…
Но вернемся к судьбе Федора Николаевича. После окончания в 1910 г. института он сразу же начал активно работать. В Петербурге он бывал теперь мало. Сначала он работал начальником дистанции на бывшей Подольской железной дороге, состоял в правлении по строительству железной дороги С.-Петербург—Лемболовка, строил железнодорожную линию Волхов—Рыбинск. И везде рядом с ним был его друг С. П. Лихачев. В годы первой мировой войны Федор Николаевич, как и все мужчины семьи Гревениц исполнял воинский долг — служил в 1914-1916 гг. в отдельной воздухоплавательной роте в чине младшего офицера-прапорщика. Обожание семьи, которым Федор Николаевич был окружен в детстве, ничуть его не испортило. Он вырос выносливым, физически крепким человеком с сильным характером и волевым мужественным лицом. Федору Николаевичу жизнь приготовила самые жестокие испытания.
21 апреля 1920 г. на станции Кикерино под Петроградом были арестованы дорогие для него люди — супруги Лихачевы. Екатерина Владиславовна Лихачева, чтобы сохранить семейство от голодной смерти, устроилась на работу в совхоз уборщицей. Вместе с тремя старшими детьми она чистила клетки с кроликами. Младшие дети получали в Петрограде по тарелке каши в день в Американском благотворительном обществе АРА, куда их водила няня. Как-то раз Сергей Петрович Лихачев приехал в совхоз проведать свое семейство. На следующий день родители были арестованы как «буржуи-шпионы»; их увезли в одну сторону, детей, старшей из которых, Тане, было двенадцать лет, — в другую, в детский Исправдом, находившийся в глухом лесу в одиннадцати километрах от ближайшей железной дороги. Там было холодно, голодно и очень страшно. Через некоторое время детям удалось сбежать оттуда и зимой, в лютый мороз добраться до Петрограда. Но родителей дома не оказалось. Они находились в тюрьме на Шпалерной. Хорошо еще, что к детям вернулась няня, которая после ареста родителей тоже куда-то исчезла. Дети каждый день на коленках горячо молились, чтобы Бог вернул им папу с мамой. Но время шло, а папа с мамой не возвращались. Без суда и следствия Лихачевы просидели в тюрьме до конца года. Однажды арестантов вывели с вещами из камер и построили во дворе. Было объявлено, что всех отправляют этапом в Соловки. При этом сообщении Екатерине Владиславовне, у которой без присмотра оставалось шестеро детей, стало плохо с сердцем; она упала с сильнейшим сердечным приступом. Начальство вынуждено было отправить ее в тюремную больницу (бывшую Чесменскую богадельню), где она пролежала очень долго. Дети разыскали свою мать, и им, как ни странно, даже разрешили ее навещать. Но отца к этому времени уже не было в живых. Муж Екатерины Владиславовны, Сергей Петрович, не вынес тяжести этапа. Если верить справке ОГПУ, полученной Лихачевыми, он погиб где-то между Холмогорами и Архангельском. Но академик Д. С. Лихачев (однофамилец наших Лихачевых) считал, что Сергей Петрович был расстрелян на этапе в числе большой группы ленинградцев, высланных в Соловки и не добравшихся до места[14].
В 1921 г. был арестован сам Федор Николаевич и его старший брат Александр, который был также сослан в Соловки. Где отбывал Ф. Н. Гревениц год лишения свободы, неизвестно.
После выхода из тюрьмы Екатерина Владиславовна, ко всеобщей радости, снова была дома. Она жила в четырехкомнатной квартире на Кирочной улице со своими шестью детьми, старенькой мамой, няней, вынянчившей всех детей и давно ставшей членом семьи Лихачевых, и племянниками, которых Екатерина Владиславовна вызвала из Казани, где им грозила голодная смерть. Несмотря на тесноту (комнатки были небольшие, дети спали даже под столом), квартиру Лихачевых все время грозились «уплотнить». Чтобы этого не произошло, здесь в середине 1920-х гг. поселился Федор Николаевич. Сначала он жил как сосед, а потом как муж Екатерины Владиславовны и глава осиротевшей семьи. Он взял под свою опеку и ответственность давно любимую им женщину и ее огромную, дружную и, несмотря ни на какие беды, веселую семью.
Но в 1927 г. Федор Николаевич снова был арестован по какому-то сфабрикованному делу о Государственном научно-мелиоративном институте, с которым он в то время был связан по работе. Ф. Н. Гревениц обвинялся в растрате, подлоге, взяточничестве.
Следствие продолжалось восемь месяцев, в течение которых обвиняемый сидел в тюрьме. Все же на этот раз правда восторжествовала, и честнейший Федор Николаевгв был оправдан. В третий раз он был арестован еще через год — в 1928 г. «по подозрению в нелегальной переписке с заграницей»[15]. Проживание брата Бориса в Финляндии вменялось в вину Федору Николаевичу и всем Гревеницам при каждом аресте.
Очевидно, на одном из «допросов» Федору Николаевичу сломали нос. Но это ничуть не смущало его впоследствии. Так, верно, далекие предки Гревеницев со спокойным достоинством носили следы ран, полученных в боях и на рыцарских поединках.
Первые числа марта 1935 г. стали одними из самых черных дней для русской интеллигенции, особенно для ленинградцев. По приказу Сталина сотни тысяч людей, поколениями живших в городе на Неве, были выселены из своих квартир и отправлены в изгнание.
В те дни получили предписания об административной высылке на пять лет двенадцать человек из семьи Гревениц: пятерым предстояло выехать в Уфу, семь человек (семья Федора Николаевича) должны были отправиться в Казахстан[16]. Пощадили лишь девяностолетнюю мать Екатерины Владиславовны и няню, которых с большим трудом удалось устроить к родственникам и знакомым. Отпущены были также племянники как не имеющие прямого отношения к семье Гревениц-Лихачевых. На сборы было дано три дня. Утром 11 марта в квартире Гревениц появились вооруженные люди. По их требованию и в их присутствии изгнанники подписали бумагу, по которой квартиру и все находящееся в ней имущество они «добровольно и безвозмездно» передавали в пользование государству. К двум часам дня все было кончено, квартира опечатана. Ее бывшие владельцы с котомками и узелками в руках оказались на лестнице за дверью. Любимая всеми нянюшка Лиза уходила из дома без вещей: она прижимала к груди кота Слоника и таксу Тэдди[17].
До вокзала доехали на трамвае. За свои с трудом раздобытые деньги взяли билеты и затем несколько дней добирались до полустанка Челкар. Местом ссылки Гревениц-Лихачевых был город Тургай в Актюбинсцой области, находившийся от Челкара в 450 километрах. Эшелоны с ссыльными все прибывали. Надо было как-то устраиваться. Многие остались жить вблизи полустанка. Привыкший к порядку и дисциплине, Федор Николаевич считал, что они должны добраться до предназначенного им Тургая. Отправились пешком, наняв одного верблюда на всех. Вышло из Челкара человек тридцать, а до промежуточного селения Иргиз добралось двенадцать. Остальные или вернулись в самом начале пути или погибли по дороге. Добравшись до Иргиза, решили дальше не идти. Сначала жили продажей вещей, потом ловили сусликов, выделывали и сушили шкурки на продажу. Голодали, младшие дети постоянно болели. Положение было ужасное. И тут в июле пришел в селение незнакомый казах и сообщил, что разыскивается какой-то Гревениц. Выдающийся инженер срочно понадобился на строительстве канала Москва-Волга. На семейном совете решено было ехать вместе с Федором Николаевичем, хотя все, конечно, понимали, что это называется «побег с места ссылки» и чревато большими неприятностями. Но без Федора Николаевича просто немыслимо было здесь оставаться. Нашелся добрый человек, который на грузовике вывез всех семерых в Семипалатинск. Федор Николаевич отправился первым в Москву, за ним через четыре дня мучительных волнений и ожиданий на вокзале отправились остальные.
Совсем не просто было разыскать Федора Николаевича в Дмитлаге, который размерами был с небольшую европейскую страну[18]. Но в конце концов Екатерина Владиславовна нашла своего мужа.
Продолжая оставаться ссыльным, Федор Николаевич работал на строительстве железнодорожного моста в Хлебниковском районе Дмитлага. Вскоре он был назначен помощником начальника работ и начальником АСО Хлебниковского района. Екатерина Владиславовна сняла у кого-то в бараке поселка Хлебниково три комнатки. Едва устроившись, она написала няне, чтобы та, если хочет, приезжала к ним со Слоником и Тэдди. Нянюшка Елизавета Васильевна приехала сразу же, но одна. Тэдди после исчезновения хозяев перестал есть с горя и умер, а Слоника, несмотря на все уговоры, не отдали его новые хозяева. Сохранилось письмо одного из племянников Екатерины Владиславовны, бывшего проездом в Москве и посетившего со своим другом семейство Гревеницев в Дмитлаге.
«Слезши в Хлебниково, — писал Николай Пальчиков своей маме в письме от 27 июля 1936 г., — мы потратили много времени, прежде чем добрались до конторы, в которой я смог по телефону сговориться с дядей Федей. Очень приятно было услышать его голос, из трубы глаголящий, голос, которого я не слышал больше года. Через сорок минут на противоположном берегу канала остановилась пролетка, и из нее вышел сам дядя Федя, приехавший за нами с участка работ. Говорили, что высылка на него подействовала, и он «сильно постарел». Я не нашел резких перемен, разве что он несколько похудел… Усевшись в пролетку, точно господа, приехавшие на лето в деревню, мы поехали на квартиру дяди Феди, где нас ждала тетушка Екатерина Владиславовна… Во время обеда от дяди Феди мы получили много интересных сведений о строительстве канала Москва-Волга, который видели своими глазами, когда разыскивали дядю Федю. Сведения очень интересные и поучительные со всех точек зрения».
В тот же вечер, съездив по делам в Москву, молодые люди отправились снова в Хлебниково. Оба они были студентами Ленинградского университета, оба — будущие астрономы. Впереди — вся жизнь.
Бесчисленные миры Вселенной ждали их молодой любознательности и энтузиазма. Друзья сошли на станции Долгопрудная и пошли пешком. Красота окружающей природы поразила их. Николай пишет в письме: «Стоял чудный вечер (вернее, ночь). На горизонте, как огромный медный диск, уходила на покой багряно-красная луна и в лугах, через которые мы шли, был слышен специфический слабый шум — признак жизни. Настроение у нас обоих было весьма поэтическое, и мы шли молча, каждый со своими мыслями… Я чувствовал неразрывную связь свою со всем, меня окружающим. Действительно, величественна природа, и нет более замечательных картин, чем те, которые она нам показывает».
К вечеру следующего дня Николай с другом отправились в Москву.
«Дядю Федю, – пишет Николай, — мы застали идущим со службы домой уже на пути. Простились с ним и покинули Хлебниково, как я думаю, с тем, чтобы туда не возвращаться, ибо осенью или как крайность весной дядя Федя переходит на другую работу, и вся семья также распрощается с каналом Москва-Волга»[19].
После устранения аварии на строительстве железнодорожного моста, происшедшей по вине вольнонаемного инженера, «партийца», Федор Николаевич был переброшен для исправления неполадок в Северный речной порт. Здесь ссыльный инженер Ф. Н. Гревениц был назначен помощником начальника строительства Химкинского порта. Ему, как занимающему ответственную должность, было предоставлено жилье в самом порту в домах НКВД. Сюда к нему переехала семья.
По рассказам родных, в число задач, которые предстояло решить в порту Федору Николаевичу, была установка «золотой» звезды на высоком шпиле Химкинского речного вокзала.
Звезда должна была подниматься и опускаться в ознаменование начала и конца навигации. Но конструкция не работала. День окончания строительства и торжественное открытие навигации по каналу, в присутствии первых лиц государства и лично тов. Сталина, стремительно приближались. Дмитлаговское начальство не ошиблось, разыскав в казахстанских степях среди ссыльных инженера Гревеница. Он в нужные сроки справился со всеми техническими сложностями.
2 мая состоялись торжества по случаю открытия канала. Инженеры, чьи невежественные действия и промахи исправлял ссыльный Ф. Н. Гревениц, были награждены орденами и медалями. По постановлению ЦИК и СНК СССР 55000 заключенных Дмитлага (в основном уголовников) за «ударную работу на строительстве канала Москва-Волга» были досрочно освобождены. 97804 человека, участвовавших в строительстве, получили разные льготы[20]. Но в этих списках не было имени инженера Гревеница. Федор Николаевич продолжал работать на объектах канала до начала ноября 1937 г.
4 ноября он исчез, не вернулся домой с работы. Его падчерица Т. С. Лихачева бросилась искать его. В Москве на Кузнецком мосту в доме № 24 ей кратко ответили, очевидно полагаясь на ее догадливость: «Не ищите».
Это был пятый по счету арест Федора Николаевича Гревеница. Как впоследствии стало известно, содержался он в Дмитрове, в страшной подвальной тюрьме № 1 Дмитлага НКВД, помещавшейся под бывшим настоятельским корпусом бывшего Борисоглебского монастыря. Ф. Н. Гревениц обвинялся по ст. 58-й п. 8 и 11 в «принадлежности к контрреволюционной террористической группировке». Его дело вел оперуполномоченный III отдела Дмитлага по фамилии Грабищенко. Единственный допрос состоялся 22 ноября 1937 г. В деле нет ни одного допроса свидетелей. Просто имя Гревеница еще 31 мая 1937 г. назвал на допросе обвиняемый И. Я. Гринер, также заключенный Дмитлага, осужденный Военной Коллегией ВС СССР и тогда же расстрелянный. В обвинительном заключении по делу Гревеница говорится: «Допрошенный в качестве обвиняемого Гревениц виновным себя не признал». 29 ноября 1937 г. тройкой при УНКВД СССР по МО была назначена высшая мера наказания.
Судя по всему, Федора Николаевича даже не переводили для проведения следствия в московскую тюрьму, как это обычно делалось, а повезли на расстрел прямо из Дмитрова. Приговор был приведен в исполнение 3 декабря 1937 г. на Бутовском полигоне под Москвой[21]. В тот день было расстреляно на краю бутовских рвов 133 человека — не так уж много по меркам Бутова: через несколько дней 8 декабря там будет убито 474 человека[22].
Что же стало с остатками семьи Ф. Н. Гревеница, со столь сильно любимой им Екатериной Владиславовной? Она, поняв, что случилось непоправимое, уехала с больным сыном-инвалидом, трехлетней внучкой и няней под Лугу. Поселились они в деревне в 130 километрах от Ленинграда. Работы для них там, конечно, не было никакой. Жить было нечем. Дети Екатерины Владиславовны посылали им денег, сколько могли. Вскоре началась война. Немцы под Ленинградом наступали. Осенью 1941 г. Татьяна Сергеевна Лихачева получила последнюю весточку от мамы — солдатский треугольник, сложенный из старой газеты: «Уходим в лес», — писала шестидесятидвухлетняя Екатерина Владиславовна. В августе 1941 г. Екатерина Владиславовна, ее больной сын Сергей, внучка Лялечка и няня, а с ними трое потерявшихся в панике отступления маленьких детей и две женщины из местных погибли. Они прятались в окопе в лесу и были убиты то ли в результате прямого попадания снаряда, то ли от разрыва гранат, брошенных немцами.
Федор Николаевич Гревениц был реабилитирован 10 февраля 1990 г. Следственное дело его хранится в ГУВД — среди моря уголовных дел, заведенных в том числе и на заключенных Дмитлага, не подлежащих реабилитации: воров, налетчиков, убийц, спекулянтов, насильников, мошенников, впрочем, также расстрелянных беззаконно. Но за что расстрелян созидатель, строитель Гревениц, человек, находившийся в расцвете сил, ума и таланта?! Сколько он мог бы принести пользы людям в мирные и особенно, с его фронтовым опытом, в надвигающиеся военные годы!
Рассматривая фотографии семьи Гревеницев, невольно любуешься благородством и одухотворенностью этих лиц. Федор Николаевич Гревениц и в чекистском застенке не утратил присущего ему величия духа. В следственном деле 1937 г. сохранилась тюремная фотография Ф. Н. Гревеница «в фас и профиль», сделанная в Дмитлаге. Здесь все — черты лица, взгляд, поворот головы говорят о человеке незаурядном, значительном, под стать его предкам — рыцарям-крестоносцам. Такую голову легко представить себе увенчанной лаврами и отчеканенной на старинной монете или медали. Но сквозь облик приговоренного к казни 53-летнего Гревеница проступают черты Гревеница-ребенка, который был сама Жизнь, само Счастье и Любовь. Этот облик как живой укор стоит перед глазами, когда думаешь о судьбе Федора Николаевича, а в его лице — о судьбе многих лучших людей России в нашем XX веке.
Примечания и использованная литература
[1] Существует три разновидности герба Гревеницев. На одном из них, по-видимому, самом древнем, в верхней части изображен барсук. Graev… — основа фамилии Гревениц в переводе со старонемецкого языка означает «барсук».
[2] Брат Марии Магдалины Перетц — Григорий Абрамович Перетц служил чиновником канцелярии петербургского генерал-губернатора М. А. Милорадовича, принимал участие в восстании декабристов и был сослан на Урал. (Семейный архив Гревеницев)
[3] Гоголь Н. В. Выбранные места из переписки с друзьями / Духовная проза. М. 1992. С. 208-209
[4] Г. А. Гревениц служил в Министерстве иностранных дел, был шталмейстером царского двора. По агентурным материалам следственного дела 1935 г. якобы являлся руководителем РОВС в Финляндии. Внуки Н. А. Гревеница. Александр и Николай, являются по материнской линии потомками А. С. Пушкина. Их мать, Наталья Николаевна Пушкина, была правнучкой поэта. Один из предков Гревеницев, Павел, окончил Царскосельский лицей вместе с А. С. Пушкиным. (Семейный архив Гревеницев; Архив Книги памяти «Ленинградский мартиролог»)
[5] Какое-то время в семье хранился подаренный императором А. Н. Гревеницу альбом «Федоровский Государев собор в Царском Селе», изданный в 1916 г. тиражом в 50 экз. На альбоме рукой государя было начертано: «С Христовым праздником. Николай. Александра. 25 дек. 1916 г. …Книга сия жалована Их Императорскими Величествами полковнику барону Александру Николаевичу Гревеницу»
[6] Арестована Наталья Георгиевна была Уфимским УНКВД; это значит, что, несмотря на все усилия, ей не удалось прописаться в своем родном городе. (Книга памяти жертв политических репрессий республики Башкортостан. Кн. 2. Уфа. «Китап». 1999)
[7] Архив Книги памяти «Ленинградский мартиролог»; Лопатина С. Из истории одной семьи // Технолог (газета Технологического ин-та). СПб. 1992.8 дек. № 17.
[8] Книга памяти республики Башкортостан. Кн. 2. С. 173; Лопатина С. Из истории одной семьи
[9] Архив Книги памяти «Ленинградский мартиролог»
[10] Носик Б. Мир и дар Владимира Набокова. Первая русская биография. М. Пенаты. 1995. С. 50
[11] Сергей Петрович Лихачев (1870-1921). инженер-строитель, педагог, брат известного академика Н. П. Лихачева
[12] Екатерина Владиславовна Лихачева (1879-1941). урожд. Пальчикова — правнучка декабриста А. Ф. фон дер Бриггена
[13] Владимир Евгеньевич Гревениц (1872 — 1916) был сыном окружного судьи, имевшего чин тайного советника. Детские годы Вольдемара, как звали В. Е. Гревеница в семье, прошли в тихой Вологде, где в эти годы служил его отец. Там В. Е. Гревениц окончил реальное училище, затем — уже в С.-Петербурге — Морской кадетский корпус. Будучи морским офицером, служил на военных кораблях русского флота. Капитан 1-го ранга В. Е. Гревениц принимал участие в русско-японской войне, за храбрость был награжден Св. Георгием, затем занимал командные должности на Балтийском флоте. Будучи капитаном миноносца «ОХОТНИК», он посетил в 1910 г. С.-Петербург, где состоялось его знакомство со светской красавицей кн. Д. Е. Кочубей. После революции Дора Лейхтенберг, как она стала себя называть, сблизилась с австро-венгерским подданным майором В. А. Маркезетти. По всей видимости, оба были связаны с советской разведкой и органами госбезопасности. В 1937 г. их обоих арестовали. Они проходили по «делу о шпионаже в пользу Германии» в составе «боевой группы» и были расстреляны и захоронены на Левашовской пустоши под Ленинградом: Дора Евгеньевна — 05.11.1937 г.. Маркезетти — 15.01.1938 г. Первый муж и сын Д. Е. Лейхтенберг умерли в Париже; ее дочь княжна Наталья перешла в католичество и под именем матери Софии стала настоятельницей доминиканского монастыря в городе Фрибуре в Швейцарии. (Семейный архив Гревеницев; Сахаров И. В. Дора Евгеньевна Лейхтенберг (баронесса Гревениц, урожденная графиня Богарне). Книга памяти «Ленинградский мартиролог». 1937—1938. Ноябрь 1937 г. Изд. РНБ. СПб. 1998. Т. 3. С. 499—504)
[14] Лихачева Т. С. «Есть ли Бог? Не знаю…» // Мъра. СПб. Глагол. 1996. № 1. С. 164—180
[15] ОСФ ИЦ ГУВД по МО. Ф. 189. Д. СО-39651
[16] Семья Гревениц-Лихачевых незадолго до ссылки уменьшилась на одного человека: умер от туберкулеза старший сын Екатерины Владиславовны Борис Лихачев, 32-х лет
[17] Лихачева Т. С. «Есть ли Бог…»
[18] Федоров Н. А. Дмитлаг. Из истории строительства канала Москва-Волга. (Книга Памяти жертв политических репрессий «Бутовский полигон». 1937 — 1938. М. 1998. Вып. 2. С. 32—42)
[19] Судьба распорядилась иначе: ровно через год 12 ноября 1937 г. Николая Пальчикова и его друга Александра Балакина, с которым летом 1936 г. они посетили Хлебниково, расстреляли; в тот же день был расстрелян и брат Николая — Владислав Пальчиков. Николаю и его сокурснику Александру было по 24 года, Владиславу — 26. Вместе с молодыми людьми расстреляли их 68-летнего дядю Д. И. Ружевского и двух общих знакомых. Третий из братьев Пальчиковых Сергей был расстрелян за три дня до этого — 09.11.1937 г. Меньше чем через месяц под Москвой на Бутовском полигоне расстреляли и любимого всеми «дядю Федю». (Семейный архив Гревеницев; Книга памяти «Ленинградский мартиролог». Т. 3. С. 526—531; Книга Памяти «Бутовский полигон». Вып. 2. С. 358)
[20] Книга памяти «Бутовский полигон». Вып. 2. С. 358
[21] См. «Бутовский полигон». Вып. 3. С. 305
[22] ОСФ ИЦ ГУВД по МО. Ф. 189. Д. СО-3965; Книга Памяти «Бутовский полигон». Вып. 3. С. 342—343. (Таблица по датам расстрелов в Бутове)
