Опубликовано:
Газета “Путь Ильича” 10 октября 1989 года
Записал Н.Федоров
…Вечером легковая машина с брезентовым верхом двигалась по улицам Дмитрова. Обычный маршрут к местам содержания арестованных, а оттуда — к Борисоглебскому монастырю, где размещался III отдел Дмитлага НКВД.
Та же машина, та же охрана, те же водители — Николай Ефимович Воронков и Мурад Захарович Оганян. Появление этого автомобиля всегда настораживало.
Спустя более полувека мы разыскали шоферов машины «ГАЗ-А». Они ветераны войны и труда.
М. 3. Оганян: — Я приехал с Кавказа и в октябре 1937 года поступил работать в третий отдел. Коля Воронков учил меня русскому языку.
Н. Е. Воронков:— Гараж находился возле завода фрезерных станков. Мне сказали: работаешь смену. Напарник — Миша Оганян. Будешь возить людей. Если бы знал кого…
М. 3.: — А начальником у нас был Хаджибеков.
Н. Е.: — Верно. Но я скажу о другом. На второй день у меня спустило колесо. Быстро меняю его. И тут вызывают к начальнику третьего отдела Гороховскому. Симпатичный такой мужчина, лет сорока, с усиками. Немного похож на Блюхера. Доложился. А он: каких сопляков набрали! Ремень снять! В камеру! Оказывается, прежде чем ремонтировать, надо было сообщить по телефону о задержке. Я только что отслужил в армии, но там так грубо со мной не обращались.
Тут Гороховскому подсказали, что я новичок.
— Ах, всего второй день работает? Ну, тогда повоспитывайте его…
И меня «воспитывали» полтора часа. Главная заповедь: забудь, что здесь видишь и слышишь. Но разве такое забудешь?
М. 3.: — Повез я двух работников НКВД на Старо-Яхромскую улицу. Приехали. Ушли они в дом. Выходят с Хаджибековым. Я ему: товарищ начальник! А конвой: молчать, он арестован.
Повезли в монастырь. Жена его, Сарра Ивановна, до самой своей смерти все спрашивала меня: куда ты его потом повёз? А я его больше не видел.
Он принимал меня на работу, показался добрым, и вдруг такое. Это заставило задуматься.
Н. Е.: — Обычная история. Вечером подсаживался «нквдэшник», и мы ехали в тюрьмы на Кропоткинскую, Сенную, к заводоуправлению экскаваторного. Сажали заключенных и везли в монастырь.
М. 3.: — На Кропоткинской, помню, сажали могучего грузина. Руки были связаны веревкой назад.
Н. Е.: — У монастыря в воротах окошечко было. Подъезжаем. Миша Зайцев выглянет, откроет ворота — въезжай! Машину подгоняли к двухэтажному дому рядом с собором и арестованного уводили туда.
М. 3.: — Внутрь мы не заходили. Лишь в холода разрешалось погреться в караульной будке ворот.
Н. Е.: — Я как-то поинтересовался у Зайцева: что там? «Не спрашивай никогда,— быстро ответил он. — Забудь!» А там людей допрашивали, пытали.
Под утро я увозил их обратно, но далеко не всех. На них больно было смотреть. Как трупы.
М. 3.: — Возили почти каждую ночь.
Н. Е.: — У них это называлось цинично: «ловить зайчиков». Поехали однажды на Пушкинскую. Оперы постучали в дверь, вошли. Вдруг вижу: из окна летит какой-то сверточек. Никому я ничего не сказал, т. к. был против жестокости.
Не знаю, помогло это или нет арестованному, которого буквально выволокли на улицу.
Хорошо помню, как вывел однажды конвой мужчину, и тут женщина бросилась к нему: «Папа!» Но охранник грубо оттолкнул ее.
М. 3.: — А впереди его, бедолагу, ждали издевательства и расстрел.
Н. Е.: — Да. Охранники говорили об этом просто: повезли «на шлепку». Расстреливали на северной окраине города, в районе нынешней площади Семенюка. Там сейчас под улицами должно быть целое кладбище…
