Фрагменты воспоминаний Юдина Владимира Тевелевича о своём отце Юдине Тевеле Исаковиче, касающиеся работы Т.И. Юдина на строительстве канала Москва-Волга, а также частично на строительстве Беломоро-Балтийского канала и Рыбинского гидроузла. В квадратных скобках приведены уточнения от Москва-Волга.Ру
Я родился 3 декабря 1935 года в пос. Соревнование НКВД. Так записано в свидетельстве о рождении номер 1 от 2 января 1936 года, выданном Запрудненским поссоветом. При этом наша семья была прописана постоянно в Москве на М. Семеновской 15-17. Мой отец Юдин Тевель Исакович работал вольнонаемным машинистом парового экскаватора «Ковровец» номер 110. Экипаж экскаватора состоял из заключенных. Они носили на головных уборах калошные номера из металлических цифр 110. Этот экскаватор был знаменитым, так как вместе со сменщиком Афониным отец давал за сутки 4000 кубометров грунта при проходке траншеи под русло канала Москва-Волга. А экскаватор опирался на временные железнодорожные пути и тут нужно было чувствовать какое можно передать усилие напора на рукоять стрелы и на подъем ковша чтобы не опрокинуть машину, так как результатом опрокидывания был бы взрыв парового котла. Когда я родился, к отцу в забой приехало руководство стройки – поздравить с рождением сына и выразили надежду, что это будет машинист экскаватора. Отец ответил – «Пусть лучше будет дворником».
Он, конечно, имел моральное право не продолжать эту рабочую династию. Отец работал в нечеловеческих условиях. Смена длилась с 6 утра до 6 вечера. Кроме того начальник Района – аттестованный работник НКВД – в 9 вечера ежедневно проводил совещания с машинистами. А до этого 12 часов тяжелого физического труда, так как все муфты и механизмы включались и выключались мускульной силой машиниста. Грузить породу нужно было в опрокидные вагоны с деревянным кузовом — это не современные цельнометаллические думпкары – требовалась осторожность. Любые поломки рассматривались, в том числе и работниками особого отдела как диверсия. А ведь нужно было постоянно следить за уровнем воды в котле и вовремя пополнять воду, а так же пополнять уголь.
И вот после тяжелейшего рабочего дня и совещания у начальника отец иногда приходил домой настолько уставшим, что не было сил раздеться, и он просил маму постелить на пол газету и ложился в промасленной спецовке и так спал до утра. А в 6 часов он вновь должен быть на смене. Иногда он ночевал просто в будке стрелочника – не было сил.
А однажды на одном из совещаний начальник Района построил машинистов — вольнонаёмных вдоль одной стены — заключённых — вдоль другой потом стал ходить между ними с наганом в руке и спросил: «Вот вы вольнонаёмные, а вы заключенные, а какая между вами разница? Не знаете? Так я вам скажу! Одни знают свой срок а другие еще нет!» И он повел револьвером с одной шеренги на другую.
<…>
Отец рассказывал, как иногда проводил совещания с ударниками нарком внутренних дел Генрих Ягода. Сидя во главе стола — вытаскивал браунинг, со стуком клал его на стол и говорил: «Начинай!».
По распоряжению Ягоды однажды экскаватор отца огородили колючей проволокой и поставили бойца ВОХРа с винтовкой (отец был вольнонаёмным!), то есть фактически взяли под арест! Мама носила ему передачи – обед. Так же работал и экипаж его сменщика. Через несколько суток работы в таких условиях был подписан приказ о премировании ударников производства, в том числе и заключенных. Отца наградили именными карманными часами и выдали премию – 25 рублей! Кстати, в документах отца я нашел «Книжку ударника» где в качестве поощрения записано «Выдано (то есть продано) два одеяла».
По мере того как продвигалось строительство канала, наша семья переезжала далее на временное жительство от Москвы. Пока работы шли в районе Химкинского речного порта – отец жил в Москве с нами на Малой Семеновской 15-17. Далее переехали на временное жилье в Хлебниково, потом в Икшу, Яхрому, Соревнование и т.д. Особенно тяжело шли работы на «Глубокой выемке». Неустойчивые болотистые грунты, глубина разработки грунта – 25 метров. Под экскаваторы требовалось укладывать шпальные клетки, чтоб они не увязли в трясине.
Отца перебросили на укрепление этого участка, работа была адова, а чтобы поесть – продовольственные карточки нужно было отоваривать в магазине в поселке за несколько километров. Отец потихоньку, за разговорами воровал у возниц грабарок-грабарей овес и ел! (грабарки – это такие длинные телеги с откидными дощатыми бортами для перевозки грунта) и на лошадях тоже возили грунт из выемки Канала.
Отец работал голодным. Потом на вторые или третьи сутки он пошёл выкупил хлеб, по дороге щипал его от буханки и свалился – у него был голодный обморок! Проверить как идут дела на «Глубокой выемке» приехал начальник Политотдела Москваволгостроя, бывший Ивановский ткач. Спрашивал отца – как идут дела в присутствии начальника Района. А тот сказал, что вот товарищ Юдин вчера ушел с работы.
Начальник Политотдела удивленно спросил отца: «Почему?» Тот объяснил, что не мог двое суток выкупить хлеб и вообще продовольствие по карточкам и у него был голодный обморок. Реакция начальника Политотдела (а он был в чине старшего майора госбезопасности – это генерал): «Ты чекист-говнюк! Мы тебе кого дали? Мы тебе лучших людей дали! Как ты их содержишь? Сам, небось уже 4 раза пожрал?!» Отец очень удивился, впервые услышав, как соединились эти два слова – чекист и говнюк!
Позже по окончанию проходки русла Канала эти набухшие грязные шпалы нужно было вытащить на бровку (наверх) Канала. Эта работа не сахар даже для заключенных вручную поднимать шпалы по откосу на высоту 25 метров.
Руководство Района придумало!
Отрядили в Москву людей обменять ассигнации на монеты только одного достоинства – 10 копеек – гривенник. Привезли из Москвы два мешка гривенников, построили наверху два киоска, в киоски завезли пирожки ценою по 10 копеек за пирожок и только за монеты по 10 копеек. Мешки с гривенниками были у кассиров рядом с киосками.
Итак, двое заключенных поднимут наверх одну шпалу и за это получат по гривеннику – подъем одной шпалы стоил 20 копеек, то есть 2 гривенника. На эти деньги они купят по пирожку, съедят – мало решат поднять и принести еще шпалу и т.д.
<…>
На Канале было много известных людей – среди чекистов много тех, кто провалился на внешней разведке, успел унести ноги, и этих людей нельзя было использовать за рубежом. Их определяли на службу в оперчекистские отделы НКВД в системе ГУЛАГА и Дмитровлага. Брат Маневича – разведчика, про которого написан роман «Земля до востребования», служил на Канале. Кстати, один из начальников ГУЛАГА и Дмитровлага был одновременно и начальником Москваволгостроя [видимо речь идёт о Л.И. Когане] – тогда это было принято концентрировать руководство крупными стройками в одних сильных руках, но наступали моменты, когда и этих сильных людей стирали в «лагерную пыль». Было это и на строительстве Канала.
Правда, людей такого масштаба просто расстреливали.
На Канале было много знаменитых ученых, инженеров и деятелей культуры среди заключенных, которых в печатных органах ГУЛАГа и Дмитровлага называли «каналоармейцами» Крупнейший теплотехник профессор Рамзин – автор знаменитого котла Рамзина, актриса Наталия Сац работала в КВЧ [Наталия Ильинична Сац действительно была в заключении, но в Волголаге (Рыбинск), уже после окончания строительства канала Москва-Волга] – Культурно-воспитательной части. Сидел главный инженер головного института «Гидропрект» Жук Сергей Яковлевич [С.Я. Жук был с 1931 по 1932 год заключённым на строительстве Беломоро-Балтийского канала], про которого ходила шутка, что «не Жук – жук, а Журин – жук».
Журина-заключенного даже провели в зал заседания Ивановской областной партконференции, потом вышестоящая парторганизация, видимо ЦК ВКП(б) отменила решения этой Конференции из-за участия в ней заключенного, а значит беспартийного. Позднее Журина реабилитировали и вдруг на одном из технических совещаний его бывшие собратья по лагерю видят его в президиуме в форме старшего майора госбезопасности (ромб в петлице – генерал-майор!) с револьвером Наган на ремне. Это очень взбодрило зал. Журина восстановили в Партии. Собратьями по лагерю были упомянуты заключенные инженеры и техники.
Вообще, отец рассказывал много интересного о строительстве Канала. Так на трассе строительства были таблички с открытыми координатами места, но эти открытые координаты были условными, повернутыми на какой-то угол, а отсчет велся откуда-то из Австралии. Были плакаты: «Дождь идет – земля сухая!», или: «На трассе дождя нет!», «100% – это мало – 200-300 – подходяще!». По линии КВЧ был учрежден приз передовой бригаде по итогам дня — живой баран! На ужин! А самой отстающей бригаде — рогожное знамя. Был анекдотичный случай: в лагере на флагштоке висел флажок с надписью: «Дежурный КВЧ», а внизу к древку был привязан премиальный баран! Как-то руководство вместе с КВЧ решило поднимать трудовое настроение у заключенных с утра. В одно утро вся бригада нижников была доставлена на смену с большим опозданием. Отец спросил: «В чем дело?» «А нам на завтрак сегодня дали по такой рыбке (показал чуть побольше салаки) и вот по такому маршу».
<…>
Канал открывали фактически дважды: в первый раз приглашенные ударники строительства и руководство строительства на новом лучшем теплоходе «Иосиф Сталин» по Каналу в Москву и на каждой пристани к причалу подъезжали черные «эмки» и люди в белых гимнастерках арестовывали кого-то из руководства. До Химкинского (теперь Северного) речного порта коллектив прибыл вовсе без какого-то руководства. Встречал их один Н.С. Хрущев – секретарь МК ВКП(б) [из руководства Хрущёв был не один – с ним были нарком водного транспорта Н.И. Пахомов, начальник строительства канала М.Д. Берман, председатель СНК РСФСР Н.А. Булганин и председатель Исполкома Мособлсовета Н.А. Филатов]. Открытие перенесли на более позднее время [описываемые события относятся к прохождению Первой флотилии канала в апреле-мае 1937 года, официальное открытие канала состоялось 15 июля 1937 года].
Отмечали торжественно: каждому участнику был предоставлен отдельный номер в новой гостинице «Москва». Банкет был устроен в здании Северного речного порта по высшему разряду. Утром они поднимались на центральную башню – встречать солнце. Тем, кто утомился, и хотел покинуть банкет – тут же выделялась автомашина, с собой корзина с фруктами и вином и в гостиницу, но без права возвращения. Самое неожиданное и радостное сообщение для отца было, когда приехав в Москву, на Савеловском вокзале он купил газету и прочел Указ Президиума верховного совета о награждении его Орденом Ленина. Он знал, что наградят, ну думал «Трудового Красного Знамени», но даже не мечтал о высшем Ордене СССР. На радостях он взял такси. Шофер спросил: «Куда?» Отец ответил: «Куда хочешь!» [Описываемые события относятся к 15-16 июля 1937 года]
Орден отцу вручал М.И. Калинин – Председатель ВЦИК’а. Перед вручением, в Приемной угощали фруктами, вином. Калинин вручал ордена, поздравлял, пожимал руку, а секретарь Президиума Горкин шептал на ухо каждому награждаемому: «Не жмите крепко руку!» Так ведь на радостях награжденные могли довести до того, что у Калинина рука отсохла! [Награждение строителей канала состоялось 27 июля 1937 года]
Кстати, М.И. Калинин был единственным из руководства Страны, кто спускался прямо в забой к заключенным в сопровождении только двух охранников и помощника. Охранники были в рубашках с широкими рукавами, руки держали под мышками, предполагалось, что в каждой руке было по Нагану. [Предположительно описывается 8 августа 1934 года, когда М.И. Калинин посетил Глубокую выемку]
Сейчас, когда я пишу эти строки, в документах папы нашел «Приказ по Управлению Москва-Волгостроя и Дмитлагу НКВД СССР №123 от 5 июня 1935 г. В этом приказе сказано, что Народный Комиссар Ягода приказал отметить героическую работу личного состава «Ковровца» № 110 на Глубокой выемке, поставив в пример всему коллективу строителей канала Москва-Волга. В приказе премируются все члены «Боевой команды», как вольнонаемные, так и «каналоармейцы». Указанное премирование приказано отметить в послужных списках и личных делах премируемых и объявить всем вольнонаёмным работникам и каналоармейцам строительства и лагеря. Приказ подписал «Зам. Начальника ГУЛАГА и Зам. Начальника Строительства канала МОСКВА-ВОЛГА» Фирин. Это про него была сложена песня: “У нас на стройке железный Фирин первый боец в труде!» Но и его расстреляли позже… [14 августа 1937 года]
На строительстве Канала отец работал машинистом в 1933-36 гг., далее был выдвинут начальником экскаваторных работ 1 участка района «Техника», и далее начальником карьера сооружений № 1 района «Техника». За время работы на руководящих должностях за отцом дважды приезжали ночью и он не знал: будить семью прощаться или нет, может быть отпустят и не стоит беспокоить. Папе в вину ставили, что у него отец, т.е. мой дед, был купцом. Может они где-то были правы по определению статуса. В автобиографии отец написал, что дед до революции был приказчиком, а после революции советским служащим. Во всяком случае, в семье было пятеро детей, на семейном фото дореволюционном семья вполне благополучно выглядела, отец на трехколесном велосипеде. А на отдельном фото дед выглядел вполне достойно, с бородой как у Фридриха Энгельса, сидит за столом с картами, но люди, с которыми он играл, предусмотрительно отрезаны с фотографии ножницами. Верно это были не просто приказчики! Во второй раз, когда отца взяли ночью, он был уже награжден Орденом Ленина. Он сказал чекистам: «Если вы мне не доверяете, то может быть мне Орден вернуть Михаилу Ивановичу (Калинину)?». Его отпустили к утру и отдали ключи от всех кабинетов экскаваторной конторы. Он пришел на работу – в кабинетах никого нет! Всех арестовали!
После сдачи Канала в эксплуатацию, а он и в эксплуатации оставался в системе НКВД, отца перевели на строительство Рыбинско-Угличского гидроузла начальником экскаваторных работ Угличского Района стройки. До переезда семьи из Москвы, отец жил на временной квартире вместе с начальником железнодорожного транспорта стройки Николаем Виссарионовичем Некрасовым. Это был тот самый Некрасов, который во Временном правительстве А.Н. Керенского был Министром путей сообщения, Министром финансов и даже Генерал-губернатором Финляндии перед Октябрьским переворотом. Однажды Некрасова вызвал для отчета в Управление строительства в Рыбинск начальник Строительства Рапопорт. Некрасов уехал вечером, а вернулся утром. Отец спросил: «Ну как, Николай Виссарионович?» – «Да ни как… когда муж возвращается утром домой после преферанса и говорит: «Здравствуй дорогая!». А потом два часа говорит она. Я тоже сказал «Здравствуйте, Яков Давыдович!». А потом два часа говорил он!» Вообще Рапопорт отличался юмором. На одном совещании он долго слушал невнятный доклад одного из руководителей среднего звена, выслушал и сказал: «Теперь совершенно ясно, что мамаша рожала Вас стоя, Вы темечком ударились и с тех пор сами мучаетесь и людей мучаете». В другой раз он приехал в Район строительства, т.е. в Углич, собрал руководящий состав, все на удивление успешно отчитались. И закачивая совещание, Рапопорт сказал: «У Вас тут как в древнем Китае: все с косами, а спать не с кем».
<…>
Интересный был у отца объект до строительства Канала. Он был командирован на строительство Мурманской ж.д. на Станцию Май-Губа. Эта стройка была связана со строительством Беломорканала. Строительство выполнялось силами заключенных Беломорлага НКВД. Так в Май-Губе отец был единственным вольнонаёмным работником и его негде было поселить: жилье было в лагере – там нельзя – он вольнонаёмный, в казарме ВОХРа тоже не полагается – он штатский. В результате отцу поставили брезентовую палатку рядом с ограждением лагеря. Членские профсоюзные взносы он отправлял по почте в ЦК профсоюза в Москву.
На строительстве вместо советских денег выдавали какие-то НКВДэшные деньги или боны, за которые местное население давало по 2 рубля советских в обмен на один бон НКВД, поскольку в обычных магазинах нечего было купить, а в распределителях НКВД советские рубли не принимали, а продавали на свою валюту и выбор был гораздо шире.
<…>
