Газета “Путь Ильича” 22 декабря 1989 года
— Перед маем это было. Вызывает меня начальник и говорит: «Константин, тебя органы требуют». Значит, отвечаю, опять посадят. Поехал в Москву, в НКВД. Женщина-полковник со мной говорила, а потом дала справку.
Вышел я на улицу. Соображаю плохо. Взял бутылку водки, выпил. И не опьянел: до того был возбужден. Неужели все кончилось?
Справка эта датирована 17 апреля 1940 года. Она сообщает, что с Константина Константиновича Кравченко, 1915 года рождения, уроженца г. Камышин Сталинградской области, осужденного тройкой ОГПУ на три года и отбывшего срок 13 июня 1936 года, судимость снята 14 апреля 1940 года. Основание: Указ Президиума Верховного Совета СССР от 5 апреля 1939 года.
Срок получился два года, три месяца и три дня. И каждый день мог стать последним.
…Голод в Поволжье был страшный. Особенно в 1930—33 годы. Люди просили милостыню не деньгами, а хлебом, падая замертво от истощения. В городе была ТЭЦ, и нищие спускались в люки ее системы. Голодные, зато в тепле. Их, уже мертвых, специальные команды вытаскивали оттуда баграми. Некоторые еще были живы, но их все равно грузили на повозку, чтобы не приезжать лишний раз.
У нас семья: отец-инвалид, без ноги, мать домохозяйка, малолетняя сестра, брат-школьник и я. После окончания ФЗУ я пошел работать на радиокомбинат, немного занимался перевозкой овощей по Волге, но денег все равно не хватало. Довелось монтировать и первую звуковую киноустановку в Саратове, устраивать праздничные фейерверки. Во время очередного произошел взрыв, и я на месяц ослеп.
И вот, лежа дома, придумал, как еще заработать на жизнь. Стал из фотоматериалов получать серебро. У «Торгсина» однажды и арестовали. Мне объявили, что я переплавлял монеты советской чеканки. Подписывать вранье следователю я отказался, когда давали прочитать, рвал документы. Домашний адрес не говорил. Из-за этого меня часто били.
В 1934 году привезли на строительство канала Москва—Волга, на станцию Ударная.
Привели в барак, на нары, а утром подняли на работу. Я имел специальность, но поскольку в дороге пытался бежать, меня, кроме общих работ, никуда не ставили. А это — копать и на тачке отвозить землю наверх, метров за 200. Хлеба давали достаточно: кило триста, но за него надо норму выполнить: дюкер — кубометр, торф — 16 кубометров. Работа тяжелая, впору ноги протягивать. Когда отец ко мне приехал, то сказал: «Не еду тебе надо было привозить, а три доски на гроб». Оно и понятно — перед ним стоял скелет.
Хорошо помню, как прорвало перемычку, и вода хлынула в дюкер, тогда хрипатый прораб стал загонять заключенных с тачками в ледяную воду на верную смерть.
Люди видели, как медленно убивает их изнурительная работа, чувствовали, что жизнь угасает, как свеча, поэтому рубили себе руки и ноги. Умирали за тачкой. У нас сидели те, кто однажды перешел железнодорожные пути не в том месте. Таких заключенных было три тысячи, освободилось пятьсот.
Некоторые пытались бежать. Их расстреливали, а потом ставили на будку, вставив в подмышки колья, и вешали табличку: «участь беглеца». Верно говорят, что канал построен на костях. Земля, что вывозилась из его русла, поглотила многих.
Со мной тоже был случай. Каждый день зарядили дожди. Сушиться негде. Ночью одежду снять нельзя, украдут. Решили работать в трусах. А тут солнышко выглянуло, меня и сморило у тачки. Очнулся от удара. Воспитатель Шевцов кричит: ты не работаешь, разлагаешь коллектив. В запальчивости я его лопатой. Ключицу и руку повредил.
Повели к начальнику — Маевскому. Вредный такой. Думал, все.
Он: — Ишь, отдыхать вздумал.
Я: — Имею право.
— Ты никаких прав не имеешь! Дать сведения, как Кравченко работает.
Принесли. А там — 125 процентов. Маевский говорит: ладно, иди.
Я еще почему заснул — ночью спать не давали. То клопов гонять начнут, то урки промышлять пожалуют. Одного даже доской за это забили.
Предложили быть табельщиком. Так я ручку толком держать не мог: пальцы от тачки стали квадратные. Но писал. Очень нужна была передышка.
Начальник работ Оревского участка Евгений Борисович Лесунов предложил пойти на водоотлив, но 3 отдел не разрешил. Потом взяли. А там люди воде копошатся. Я двигатель привел в порядок, веселей дело пошло.
Затем перевели в электромонтажники в прославленную бригаду Г. Е. Михайлова. Жить стали за зоной — вроде легче. А тут новое несчастье: Кирова убили. Начали нас распихивать кого куда. Многих отправили на Север, а меня тут оставили, на общих работах.
У нас очень много интеллигентов было. За «рамзинское дело», «шахтинское». Очень я их жалел. Профессор Эйхенвальд, он еще на Соловках сидел, академик Лукин, Крохин, Нель, Зимин — раньше это крупные специалисты были, а здесь просто зеки. С Сашей Дудиным дружили. Он институт кончил. Не знал, за что три года получил. Очень страдал от голода и непосильной работы. Однажды утром я проснулся, а рядом со мной — покойник.
После срока так здесь и остался. Работал монтажником, старшим инженером в электросетях защиты канала имени Москвы.
СПРАВКА. Константин Константинович Кравченко награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», а в 1971 году — орденом Трудового Красного Знамени.
Записал Н. ФЕДОРОВ
Мой прадед попал на этот канал за “учатие в контрреволюционной группировке” и “вредительство”. Освободился соткрытой формой туберкулеза, через полтора месяца умер дома.
Тяжёлое было время…