Из цикла “Канал и судьбы”

Опубликовано:
ЖУРНАЛИСТИКА КАК ПОСТУПОК: Сборник публикаций победителей и финалистов премии имени Андрея Сахарова «За журналистику как поступок» за 2003 год/ Под ред. А.К. Симонова. Составители – А.Б. Панкин, Б.М. Тимошенко. М.: Медея, 2004 г. – С.355-362 с.

Газета “Дмитровский вестник” от 13 и 18 февраля 2003 года.

Со скрежетом открылась и захлопнулась дверь камеры. Яркий свет лампы упал на «новичка», и что-то неуловимо знакомое обнаружилось на его потрепанном исхудалом лице.

– Ну, вот, Бари, и снова встретились! – донеслось с нар. – Ты раструбил везде, что я враг народа, а теперь и сам оказался в компании врагов.

А тюремная перестук-азбука уже сообщала заключенным сенсацию. А-ре-с-то-ван пе-р-в-ый се-кр-е-тарь Т-а-т-а-р-с-к-о-го о-б-к-о-ма  п-а-р-т-и-и   А-б-д-у-л-л-и-н.

Впрочем, большой сенсацией это не стало. Вчерашний герой сегодня становился вне закона, а завтра получал пулю в затылок. Таким остался в памяти 1937 год.

Из статьи секретаря Татарского обкома партии Б. Абдуллина и других «Нет больше нищей татарской деревни». Газета «Красная Татария» 15 мая 1933 года: «Парторганизация Татарстана дала и дает решительный отпор правым и левым оппортунистам. Она беспощадно ударила по буржуазно-националистической султангалиевщине. Она борется со всеми попытками классово-вредных элементов, выступающих под фальшиво национальным флагом… Не так давно большевики Татарстана разоблачили и ликвидировали контрреволюционную группировку – «сагидуллинщину».

– Сагидуллин!? – разглядывая нары, удивился вошедший.

Из анкеты. Сагидуллин Мингарей Сагидуллович. Родился в 1900 году в крестьянской семье. С должности завотделом Татарского обкома ВКП(б) в 1928 году направлен в распоряжение ЦК ВКП(б). На момент ареста – слушатель Института красной профессуры. Автор теоретических работ.

Мингарей

Толпа была настроена враждебно и решительно.

– Ишь что придумал Сагидуллин: комитет бедноты! Комбед – тыща бед!

– Распустить! Уничтожить!

Ситуация становилась опасной. Богатеи, собранные на сход Советом крестьянских депутатов, распалялись все больше и больше.

– Учит в школе и пусть учит!

– Выгнать его из школы! Большевистскими штучками калечит.

– Комсомол тут в деревне развел!

– Бей его!

И толпа двинулась на восемнадцатилетнего парнишку.

Наверняка и отлупили бы, а, может, и убили ненавистного активиста, да товарищи его из комбеда подоспели вовремя.

Это случилось в восемнадцатом, а вскоре Мингарея избрали в сельсовет. Имея начальное образование, он слыл «шибко» грамотным, а главное, готов был отдать все силы для улучшения крестьянской жизни.

Из автобиографии М.Сагидуллина: «Осенью 1915 года сельское общество назначило меня помощником учителя нашей деревни, где я занимаюсь светскими науками, в то время как старший учитель ведет всю религиозную часть…

На эту работу я смотрел как на средство, могущее содействовать продолжению моего образования.

Летом 1917 года был на краткосрочных педагогических курсах, где пришлось услышать о разных политических течениях и партиях… Во время выборов в Учредительное собрание выступил против мусульманских правых партий…

В это время очень много читал политлитературы и газет разного толка… В конце 1918 года я из газет узнал о союзах молодежи, вступил в КСМ (комсомол – прим. ред.), организовал ячейку и культурно-просветительский кружок, членов которого все называли «большевиками». Узнав, что начали создаваться комбеды, создал комитет бедноты, собрав к себе 30 человек…

В начале 1920 года вступил в РКП (Российскую коммунистическую партию – прим. ред.), и организовал партячейку в деревне.

Мингарея заметили. Бросались в глаза его начитанность, активность и организаторские способности. Уездный комитет партии переводит его в город Мензелинск, где поручает редактирование «Окон РОСТА» на татарском языке.

«У меня имелось непреодолимое желание получить образование». И он добивается главного и, казалось, почти для себя невозможного. Его командируют в Москву на учебу в  Коммунистический университет имени Я.Свердлова.

По окончании теоретического курса пути слушателей расходятся: одни продолжают учебу, а Сагидуллин возвращается к практике.

Шамсия

Когда Шамсие Азановой исполнилось десять лет, родители решили: пора работать!

Крестьянская девочка стала домработницей. И не где-то рядом с домом, а в далекой Вологде. Хозяева смотрели-смотрели на нее, а потом и заявили: ты смышленая, но знаешь мало, читать не умеешь – давай учиться!

И пошла Шамсия в школу.

В 1922 году в Казани она закончила уже совпартшколу второй ступени и стала инструктором, а затем завженотделом обкома ВКП(б) и редактором популярного тогда и сейчас журнала «Азат Хатын» («Свободная женщина»). Партийная работа – это встречи с людьми, командировки и выступления, общение с коллегами. В Заречном районе, промышленном центре Казани, познакомилась Шамсия с секретарем райкома Мингареем Сагидуллиным. Всем он был хорош! И собой, и стремлением к знаниям. Особенно к истории и жизни своего народа. И она потянулась к нему и пошла за ним. А он уж и глаз с нее не сводил. Вот и поженились! А иначе и быть не могло!

В 1926 году они по заданию партии поехали в Узбекистан. Как в таких случаях говорят, для укрепления кадров. Однако местный климат резко сократил сроки пребывания в Ташкенте, и они вернулись в Казань, где Мингарей становится заведующим отделом печати обкома партии, а затем направляется в распоряжение ЦК ВКП(б).

Против «племени подхалимов»

Как неуловимо и неумолимо поменялось время! Победные рапорты все больше заслоняют работу с людьми. Уже несутся лозунги о всеобщей коллективизации села и погромыхивают первые раскаты будущей грозы. ЦК не нравится ситуация в партии и особенно в Татарстане. ЦК обсуждает политическую обстановку в республике. Московские ветры одного за другим сдувают с мест секретарей обкома, разносят по кабинетам всевозможные ярлыки. Чаще всего – «левых» и «правых». Мингарей Сагидуллин считается «левым».

Личность яркая. Прекрасный аналитик, изучающий, малоизвестные вопросы революционного движения в республике, серьезный журналист. К десятилетию советской власти «Истпарт» обкома выпускает его книгу «Татарские трудящиеся на путях Великого октября», а тремя годами позже выходит и работа «К истории ваисовского движения».

Однако вышедший в свет «Краткий курс истории ВКП(б)» под редакцией И. Сталина должен стать настольной книгой страны, а все остальное принижено, осуждено и забыто. Так первый исследовательский труд Мингарея Сагидуллина становится враждебным партии и обществу.

В 1929 году партия объявляет о чистке своих рядов. И снова победные рапорты: предупрежден… исключен… Газета «Правда» публикует репортажи и отчеты с мест, тучи сгущаются и над любимцем партии Николаем Бухариным. Газеты подробно изучает его взгляды и уклоны будущего члена Академии наук СССР и главного редактора «Известий».

И тут в газете «Кзыл Татарстан» теоретик партстроительства Мингарей Сагидуллин публикует памфлет «Племя льстецов и подхалимов». Работа татарского Бухарина, в которой резко обличаются угодничество руководящих партработников перед начальством и хамство с подчиненными, тупость и необразованность хозяев кабинетов, их стремление к собственному благополучию, сравнима с разорвавшейся бомбой. Обком уже знаком с «вражеской вылазкой» Шацкина в газете «Красная Татария» и Стэна в «Комсомольской правде», и теперь еще один удар, гораздо большей силы.

Из протокола № 39 заседания бюро Татарского обкома ВКП(б) от 20 августа 1929 года: «Бюро ОК решительно осуждает статью тов. Сагидуллина «Племя подхалимов»… в корне ложно ориентирующую партийную организацию…» (Далее – обычная демагогия о ставке на развитие самокритики, преодоление антиленинских уклонов, но при этом оказывается: «тов. Сагидуллин под видом борьбы против подхалимства направляет удары по основным кадрам партии, … статья тов. Сагидуллина способна лишь принести вред делу очищения рядов от перерожденческих элементов…»

Мингарею Сагидуллину объявляется выговор, президиум областной контрольной комиссии ОКК ВКП(б) 29 сентября 1929 года предупреждает его, что «при повторении подобных ошибок он поставит себя вне рядов партии». Выполняя постановление обкома партии, газета «Красная Татария» публикует анонимную статью. «Только на большевистском пути. «Об ошибках тов.  Сагидуллина».

И началась травля!

Мингарей с орггруппой ЦК уезжает в Ростов-на-Дону, а затем поступает на философский факультет в Институт красной профессуры. Шамсия учится на курсах марксизма-ленинизма, потом работает секретарем парткома строящейся станции метро «Дворец Советов» (теперь «Кропоткинская»).

– Когда переехали в Москву, – вспоминает дочь Сагидуллина Луиза, – то жили в общежитии шестого Дома советов. Система коридорная, но у папы – отдельный кабинет. Окна выходили на Новодевичье кладбище. К папе часто приходили друзья.

Когда мы возвращались домой, стали замечать на улице вещи, выброшенные из комнат. Это выселяли семьи «врагов народа».

Однажды туда же полетели и наши…

Арест «красного профессора»

Мингарея Сагидуллина арестовали 21 декабря 1932 года. Учитывая его положение в ВКП(б) и важность сочиняемого уголовного дела, вопрос о тов. Сагидуллине 9 февраля 1933 года слушался на Коллегии ЦКК коммунистической партии. Его объявили руководителем и тео- ретиком левой контрреволюционной националистической организации, переросшей в троцкистскую повстанческую антисоветскую организацию «Красный Иттифак» (союз – прим. ред.), приговорили к 10 годам лишения свободы и отправили на строительство канала Москва–Волга.

Вместе с М.Сагидуллиным арестовали 58 «повстанцев»: партработников, руководителей колхозов и совхозов, журналистов, спецов в области сельского хозяйства и рядовых тружеников полей. Пятерых из них расстреляли, остальных кинули в лагеря. Теперь обком мог победно рапортовать: в один ряд с громкими «разоблачениями» – «шахтинским делом» и «промпартии» удачно вставала и собственная «повстанческая  организация».

Из статьи-рапорта «Нет больше нищей татарской деревни, «Правда», 13 мая 1933 года: «Успех Татарстана… родился в ожесточенной борьбе с классовым врагом… Парторганизация Татарстана беспощадно ударила по буржуазно-националистической султангалиевщине… Еще не так давно большевики Татарстана разоблачили и ликвидировали контрреволюционную группировку «сагидулливщину». Бари Абдуллин, секретарь Татарского обкома партии. Киям Абрамов, председатель совнаркома. Гумер Байгурин, председатель областной КК и РКИ. Мигдат Ягудин, председатель ЦИК.

– Ну, вот, Бари, и снова встретились… – Это четыре года спустя, в 37-м. В казанской тюрьме. Первый секретарь и автор статьи о разгроме «сагидулливщины» Бари Абдуллин и её герой Мингарей Сагидуллин. Первый и здесь оказался первым: не пережил Мингарея. Абдуллина осудили 3 августа и тут же расстреляли.

Шамсия

Когда начальнику Дмитлага Семену Фирину доложили о заключенном Сагидуллине, он поморщился. Фирин не терпел партноменклатуру, это «племя льстецов и подхалимов». За его неграмотность и демагогию, отсутствие настоящей профессии и постоянное стремление совать нос во все дела. А еще и потому, что сам в определенной степени тоже принадлежал к этому «племени». Поморщившись, он все же приказал доставить нового зэка. Прежний опыт кадрового разведчика подсказывал: этот «красный профессор» в начавшейся «перековке» заключенных может многое.

В разговоре Фирин понял: никакая перековка самому Сагидуллину не нужна, пусть перековывает других. После беседы Фирин назначил Сагидуллина редактором канальской газеты на татарском языке.

– Мы приезжали к отцу в Дмитров, – говорит Луиза Гареевна. – Его редакция располагалась на втором этаже деревянного барака.

Мама переписывалась с отцом. В последнем письме он сообщал, что пришлет нам с нарочным гитару.

В 33-м Шамсию Азановну исключили из партии, но после ее письма секретарю Центральной Контрольной Комиссии Е.Ярославскому восстановили, объявив выговор «за политическую близорукость». Наказывали и предупреждали и позже: за связь с «врагом народа», но она продолжала переписку с мужем.

Тогда в 1937 году ее арестовали.

– Ночью мы проснулись от стука в дверь. Потом был обыск. Рылись во всем. Один из оперов позвонил начальнику: что делать? У нее дочка больна. – Забирать! – последовал приказ.

Мы с братом смотрели в окно, как ее посадили в машину. Потом нас отправили в детдом в Ульяновскую область, а бабушка осталась в Москве одна и стала домработницей у соседей. Нас соседи хотели усыновить, но не получилось.

Группу детей доставили в поселок Сенгирей и заперли в изоляторе. Группа – сборная: из Мурома, Днепропетровска, Москвы. Все – дети «врагов народа», все сплочены единым горем, единой надеждой.

Детдомовцы кричали под дверью изолятора: «Транкистов» (троцкистов – прим. ред.) привезли».

Соседи писали за бабушку письма в детдом, прислали адрес матери.

Луиза закончила школу и вернулась в Москву.

– Маме дали пять лет, и она этапом прошла девятьсот километров пешком на север, в Коми.

В поселке Харьяга работала в хозяйстве, снабжавшем шахтеров овощами и молоком. Дояркой, телятницей.

Луиза и Рафаэль ждали ее в 42-м, но началась война. Тогда Шамсия Азановна организовала бригаду овощеводов, а в 46-м ее наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

– Нас с братом не хотели принимать в комсомол, но мы были идейными и сумели доказать.

Впоследствии Рафаэль окончил техникум и работал на авиационном заводе в Свердловске, Луиза – с отличием медицинский институт и ординатуру.

Выйдя на пенсию, Шамсия Азановна вернулась домой. Ее реабилитировали только в 88-м.

Мингарей

Строки неровно ложились на листок бумаги. «Тов. Фирин! Я еще не разобрался, какое со мной приключилось несчастье и почему меня перебрасывают в другой лагерь.

Я здесь поработал почти полтора года и изо всей силы. Я… скоро напишу заявление о помиловании. Прошу Вас как заместителя начальника ГУЛАГа мое ходатайство о помиловании поддержать.

Еще прошу Вас: для жены моей эта переброска – большой удар. Я верю в Вашу доброту и отзывчивость. Позвоните моей жене… в Москву сказать пару человеческих слов обо мне. Этого хватит, чтобы ее поддержать. Я ее до сих пор не просил, теперь уже прошу, чтобы она написала заявление в ЦИК о помиловании меня… У меня двое детей-двойняшек – сын и дочь по 10 лет. Они не знают, им не положено знать о моем аресте…

В эту минуту хотелось очень просить Вас крепко – надо ли жить или махнуть на все рукой, считать себя пропавшим. Но увижу ли я Вас?..

Тов. Фирин! Я чувствую в этот момент особо покинутым и решил и Вам написать. Нет у меня жизненной опоры, кроме Вас. А жить сильно хочется». С приветом М.Сагидуллин. 24.12.34 г.»

Неизвестно: разобрался или нет М.Сагидуллин в сложившейся ситуации. Два обстоятельства бросили его на север: начавшаяся после убийства партийного вождя Ленинграда С.Кирова новая волна репрессий и письмо самого  М.Сагидуллина  из  Дмитлага  писателю  М.Горькому  о  помощи. Е.Ярославский ответил мне: нет никаких оснований для пересмотра дела. А дети Мингарея Сагидуллина узнали обо всем в 37-м, после ареста матери. В стуле они нашли то, что не обнаружили оперативники – копию ее письма Е.Ярославскому.

«Тот самый»

На севере Мингарей Сагидуллин работает инспектором по стахановскому движению. Но начинается следующая волна репрессий, и его этапируют в Казань, чтобы рассмотреть дело об участии в контрреволюционной организации в Дмитлаге. А проще говоря, пересмотреть приговор, «справедливый» для 1933 года, но «мягкий» для 1937 года.

Мингарея Сагидуллина должна постигнуть участь Николая Бухарина.

Из книги Е. Гинзбург «Крутой маршрут»:

(В камере, освоив тюремную азбуку, на стук в стену она получает в ответ фамилию соседа: Сагидуллин.)

«– Тот самый?

Да, он подтверждает, что он «тот самый» Гарей Сагидуллин, имя которого уже много лет упоминается в Казани только с суффиксом «щина». Сагидуллинщина…

– Был и остался ленинцем. Клянусь седьмой тюрьмой…

…Коба (Сталин – прим. ред.)… Физическое истребление лучших людей партии, мешающих или могущих помешать окончательному установлению его тирании…

Говори прямо о несогласии с линией Сталина, называй как можно больше фамилий таких несогласных. Всю партию не арестуют. А если будут тысячи таких протоколов, то возникнет мысль о созыве чрезвычайного партийного съезда, возникнет надежда на «его» свержение. Поверь: внутри ЦК «его» ненавидят не меньше, чем в наших камерах. Может быть, такая линия будет гибельна для нас лично, но это единственный путь к спасению партии.

Я никогда не видела этого человека. Но знаю одно: с покоряющим мужеством переносил он седьмую по счету тюрьму, одиночку, перспективу расстрела. Сильный, настоящий был человек»…

Был… Потому, что 10 мая 1938 года его расстреляли. Двумя месяцами раньше эта участь постигла Николая Бухарина.

По обоим «делам» Мингарей Сагидуллин реабилитирован.

P.S. Редакция благодарит за помощь дочь М.С. Сагидуллина Луизу Гареевну, общество «Мемориал», Центральный госархив историко-политической документации Республики Татарстан, Российский госархив социально-политической истории.

«Дмитровский вестник», 29.10.2002–14.10.2003

Н.Фёдоров

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Введите ваш комментарий
Введите своё имя