Благодаря литовскому краеведу Витаутасу Индрашиусу (Vytautas Indrašius) в нашем распоряжении оказалась автобиография начальника Дмитлага Семёна Григорьевича Фирина, которая хранится в бывшем архиве Института истории компартий Литвы Ф.77, Оп.28, Д.8949. Документ представляет собой машинописную копию, подготовленную 18 августа 1958 года сотрудником КГБ при Совете Министров Литовской ССР Кочкиным. В тексте обнаружены незначительные опечатки, пояснения к ним указаны в квадратных скобках. В остальном текст воспроизведён максимально близко к оригиналу.
Автобиография была написана между 13 июня 1930 года, так как упоминается награждение шашкой «за работу в связи с событиями на Дальнем Востоке», и 1932 годом включительно, так как Фирин не упоминает службу в качестве начальника Беломорско-Балтийского ИТЛ. Точная дата его назначения начальником Белбалтлага неизвестна.
Текст интересен в первую очередь описанием ранних годов жизни Фирина и его взаимоотношений с семьёй, а также интерпретацией своего дезертирства из царской армии. Кроме этого приоткрывается завеса над его деятельностью в Китае. Публикация сопровождена редкими фотографиями Фирина из электронного архива Москва-Волга.Ру.
А В Т О Б И О Г Р А Ф И Я
Родился 30 июня 1898 года в гор. Вильне. Мой отец промышлял скотом, покупал, резал и продевал на мясо. Жили в смысле материальном средне. Отец был человеком тяжелого нрава, пил, скандалил с матерью. Старшие сестры жили вне дома, где находились только младшие – я и две сестры. Атмосфера в семье была нехорошая, безрадостная и мы дети – росли под ее влиянием. В 1913 году, когда я окончил начальную школу и продолжал учиться в реальном, в семье случилось несчастье: моя сестра – Надя, моя ровесница отравилась. Смерть ее произвела на меня удручающее впечатление, я пытался бежать из дому, но меня вернули. Я бросил учебу и нанялся на службу в страховое общество за 10 рублей в месяц. Проработал я там более года, когда вследствие военной опасности, угрожавшей Вильне, моя контора эвакуировалась в Витебск. Я этим воспользовался, чтобы окончательно порвать с отцовским домом – мне тогда было 17 лет. В Витебске я работал в своей конторе, потом в военно-промышленном к-те статистиком-корреспондентом. В начале 1916 годе меня сократили и я оказался на улице. Несколько месяцев я мытарствовал, пока не устроился не фабрике Даменберга, раньше чернорабочим, а потом конторщиком. В конце 1926 [правильно – 1916] года на фабрике произошла какая то волынка, во время которой был тяжело ранен ножом доносчик – рабочий ШРАГЕ. За это дело расчитали ряд лиц, в том числе и меня, хотя я и не был причастен, и направили под конвоем в арестный дом I-го участка для последующей отправки к воинскому начальнику /к этому времени был призван мой год/. Я телеграфировал в Москву сестре-учительнице. Она приехала и взяла меня на поруки. С тех пор до февральских дней я скрывался, как дезертир царской армии. В марте 1917 года я поехал с этой же сестрой в Питер. Там я явился к воинскому начальнику и был взят рядовым вольноопределяющим в 195 полк во Гдов. В этом городе я сдал в конце апреля за среднюю школу при Калишкском реальном училище, эвакуированном туда. Политические взгляды у меня к тому времени еще не оформились, в 5-й роте, где я служил, я встретил солдата с-д интернационалиста и мне казалось, что именно это мировоззрение я принимаю. Солдатская служба на мне тяжело отразилась, у меня в детстве было плохо с сердцем. Я получил отпуск по болезни и в начале мая поехал в Москву. Там явился в солдатскую секцию Моссовета, откуда был отправлен в Камовнический [Хамовнический] совет для работы по выборам в Государственную Думу. Моя задача заключалась в том, чтобы организовывать прислугу, дворников и швейцаров, проще говоря: их надо было тащить на выборные собрания, устраиваемые Камовническим [Хамовническим] советом по борьбе с к-д. Народ, среди которого пришлось работать, был отсталый и я, прикрываясь солдатским видом, легче проникал к ним и агитировал. Так я проработал до конца июля, когда истек срок моего отпуска по болезни. Я явился во врачебную комиссию и был направлен в 193, потом 56 полк, откуда маршевой /ударной/ ротой был послан на фронт. На Рижском фронте я попал в 13 особый полк 12 армии.
Полк был скверный, на положении ударного. В команде связи я создавал комитет, который был по духу большевистским. Этим видимо, объясняется, что когда произошел Октябрь, полк меня послал делегатом на дивизионный корпусный съезды. В ноябре 1917 года состоялся на фабрике ст.Лигат съезд 2 Сиб. Армейского корпуса, который избрал исполком солдат, депутатов _______ состоял из 14 человек, я был избран председателем, СКУДРЕ и ЭЛЕРТ – товар., а Фридрих-Лажа – секретарем. На этой работе мне долго работать не пришлось, у меня начались острее сердечные припадки, я был отвезен в лазарет в г.Велден, откуда весной 1918 года попал в Москву. В Москве я лежал у сестры, изредка вставая и пытаясь работать. К концу лета сестра собралась на родину в Вильно, получив документы и на меня. Осенью я приехал в Вильно к родне. Первый месяц, пока я не оправился, я ни о чем не думах, но потом все чаще начались скандалы с родней, я понял, что у нас ничего общего нет. Я начал искать связей с партией. На собрании рабочих в мех. дорожн. кружке я встретил Юлика Шимелевича, которого близко знал по 12 армии. Он меня и привлек к работе. В это время я занялся еврейской обывательской самообороной в качестве организатора района, думая этим взять под наше наблюдение оружие и действия самообороны. Однако не пришлось: в конце декабря город был захвачен поляками и жел. дор. кружок, где находились многие товарищи, в том числе и ШИМЫЛЕВИЧ, был окружен белыми. Я пытался собрать самооборону, чтобы под видом борьбы с погромщиками поляками двинуть их на выручку жел. дор. кружка, но никто не явился. Явившимся нескольким человекам я заставил закопать оружие, чтоб оно не досталось полякам. Через день или два город был занят Красной Армией /ШИМЕЛЕВИЧ и др. товарищи за несколько часов до этого застрелились, не желая сдаться/. В день прихода Красной Армии я явился в к-т партии и попросил отправить меня на фронт. 
К-т меня прикомандировал к штабу I бригады с тем, чтобы я взял под свое руководство партизанский отряд, кадры которого были уже в Вилкомире. С этим отрядом, прозванным позднее имени Розы Люксембург, я дрался до конца апреля /в феврале я был легко ранен/ ,после чего был назначен военкомом I бригады. Осенью, вследствие тяжелой контузии, я был переведен на должность военкома дивин. 4 дивизии, а оттуда в январе 1920г. в РПС Запфронта на должность пом. нач. агентотдела. Летом или осенью 20г. я был брошен в тыл пр-ка в Ковно для организации восстания на Литве. Когда я вернулся оттуда в сентябре, я был военкомом Спартаковской бригады, а потом членом Русско-польской Военно-соглас. комиссии. В декабре 1920г. я был послан нелегально в Европу в составе первой тройки по постановке разведывательной агентуры для Военведа и ЧК /эта работа за рубежом до 1922г. была объединенной/. Вернулся я в мае 1925 г., проработав нелегально на руководящих разведпостах в Германии, Франции, Австрии, Болгарии, Польше и Литве. По возвращении я был назначен зам. нач. 2 отделе разведупра, при чем в отсутствии пом. нач. Управления я автоматически занимал эту должность. В 26-27 г.г. я выезжал в Европу с ударными заданиями по постановке агентуры. В 28 г. я поехал в Китай, вернулся на время в 1929 г. и опять поехал туда же, т.к. в Европу я больше не мог ездить /меня разыскивала полиция в 6 странах/. В Харбине я был арестован и осужден на 7 лет каторги, но отсидел только неполные 8 месяцев. По возвращении я поставил вопрос о переходе на чекистскую работу. РВС дал на это согласие и откомандировал меня в распоряжение Коллегии ОГПУ без демобилизации из Красной Армии.
По Красной Армии имею четыре награды: орден Красного Знамени, револьвер, шашку и золотые часы.
С.ФИРИН
КОПИЯ ВЕРНА: Сотрудник КГБ при СМ Лит. ССР
подпись Кочкин
“18” августа 1959 года.
