Автор Евгений Кригер
Глава из книги Поколение победителей: Сборник / Ред. коллегия: М. Каплун, Я. Коган, Е. Лихтенштейн. – Москва : Глав. ред. науч.-попул. и юношеской литературы ОНТИ, 1936. С.45-53.
еловек, едущий на канал Волга — Москва, в поезде прислушивается к разговорам соседей и с удивлением обнаруживает, что подавляющее число пассажиров — строители канала. Из любопытства он заглядывает в другой вагон — то же самое. Весь поезд занят строителями канала. Едут инженеры, гидрологи, редакторы, шоферы, художники, прорабы, переводчики, топографы, техники. Выясняется, что один из переводчиков владеет одиннадцатью языками.
— Для чего такое богатство? — осторожно осведомляется новичок.
— На канале все пригодится, — отвечают ему.
Он слышит упоминание о шлюзах, водосбросах, питомниках декоративных растений, водохранилищах, пристанях. В вагоне говорят о железнодорожных мостах, обводных или питательных каналах, подземных трубах для отвода встречных рек, механизированных паромах, электростанциях, поселках, асфальтированных шоссе, мраморных экспланадах и скульптурных мастерских. Кто-то все время повторяет:
— Сооружение № 170.
Однако, сколько же здесь всего сооружений? Создается впечатление, что строителям канала приходится добросовестно оборудовать целый кусок планеты между Москвой и Волгой. Да, кажется, так и обстоит дело. Новичок слышит, что строительство состоит из сотен сооружений. Сооружения объединяются в участки. Участки в свою очередь сливаются в районы. Это — целый мир со своей особой географией. Один из участков называется «Техника». Другой — «Темпы». Таким образом, на канале можно наблюдать, как географические понятия срастаются в одно целое с понятиями экономическими и политическими.
Ошеломленный всем слышанным, новичок входит в кабинет начальника лагерей товарища Фирина. Он ожидает услышать разговор об экскаваторах, цементе, водохранилищах для приема весенних вод, но застает товарища Фирина, беседующим о пиалах для чайханы.
— А пиалы у вас есть? — спрашивает он одного из сидящих перед ним посетителей.
— Вот пиалы мы еще не достали, товарищ Фирин, — отвечает тот.
— Как же так. Пиалы для них нужно обязательно достать, — обращается Фирин к кому-то из своих помощников. И продолжает начатый разговор о стихах. Перед ним сидят поэты-каналоармейцы. Это — узбеки, башкиры, казаки. Фирин беседует с ними о стихах для следующего номера журнала, издающегося на канале. Одним из первых людей, работавших с каналоармейцами-националами, был комсомолец, член партии, товарищ Глезер. Вольнонаемный инженер, прошедший школу Беломорстроя, он столкнулся на своем Новосельцевском участке, Хлебниковского района группой людей, прибывших из Средней Азии. На этом участке можно было услышать 29 языков и наречий. Удрученные своим положением, а главное непривычным отсутствием палящего солнца, пришельцы тосковали, как дети. Поджав под себя ноги, они целыми днями сидели неподвижно, молча и ночью продолжали сидеть так же. Так они и спали, сидя на корточках. Среди остальных каналоармейцев распространилось мнение, что узбеки и остальные националы вообще не умеют ни работать, ни отдыхать, ни даже спать.

— Глупости, — сказал Глезер. — Надо подойти к людям по-человечески. Созовем маслахат.
Он пошел в барак к грустившим пришельцам и устроил там маслахат, т. е. совет, и рассказал, что за канал строят здесь, как через этот канал потечет вода из одной великой реки в маленькую реку, и это было понятно узбекам и туркменам, — на их родине всегда идет борьба за воду. И Глезер сказал, что если пришельцы не хотят работать, то никто не старается заставить их работать, но вот отдыхать им нужно выучиться обязательно. На этом маслахате, к примеру сказать, и понадобился переводчик, владеющий одиннадцатью языками, ибо Глезер стал подробно объяснять, как следует человеку спать. Спать надо обязательно раздетыми, ложиться на чистую койку, а не сидеть на корточках. И еще надо помыться, чтобы тело отдохнуло от грязи. Он отвел националам один из лучших бараков, устроил им удобные нары, выдал новую одежду и приказал постелить чистые постели.
Ночью он пришел в барак. Многие из его обитателей продолжали спать, сидя на корточках. Так спали здесь, под Москвой, бывшие бандиты, басмачи, скотокрады, убийцы, верные закону кровной мести.
Глезер подождал немного и сказал:
— Чхар!
Что значит:
— Разденьтесь!
И он уговорил их раздеться и лечь в постель.
Так некоторое время он и его товарищи приходили по ночам в барак и говорили:
— Чхар!
И обитатели барака раздевались, ложились в постель, спали. Вскоре им не нужно было говорить «чхар». Они испытали благотворное действие спокойного и удобного сна, чистоты. Их не надо было уговаривать итти в баню. Если чей-нибудь другой коллектив не в очередь занимал баню, они толпой ходили жаловаться начальнику лагеря. Однажды Глезер с удовлетворением наблюдал, как эти люди воздействуют на своих упрямых товарищей. Один узбек ночью спал, не раздевшись, на корточках. Соседи разбудили его, стали отбирать постельное белье. Он завопил. Ему ответили:
— Не хочешь, чтобы отбирали вещи, тогда пользуйся ими.
Упрямец разделся и лег.
Руководство лагеря ввело для националов особый стол. Они не любили рыбы. Им посоветовали выделить из своей среды поваров, готовить восточные блюда. Им построили чайхану, украсили ее рисунками, из ковровых мешков-хуржумов сделали обивку для стен. Достали пиалы — широкие чашки, из которых удобно пить чай, держа их за донышко пятью пальцами.
Люди ожили, как будто их согрело солнце далекой родины. Они стали разговорчивыми, общительными, вышли из оцепенения и впервые озирались кругом, как озирается человек после долгого, тяжелого сна.
Большинство из них не умело работать. Дома за них работали женщины. Пора было приучать этих людей к труду. Однако не следовало пугать их ни продолжительностью, ни объемом работы. Их вводили в труд, как ребенка приучают к пище, — сначала кормят с ложки, а потом дают расправляться с целой тарелкой.
Им дали лошадей. Бывшие басмачи и скотокрады стали работать с грабарками. Они углубляли канал, чтобы большая река пришла к малой реке и напоила ее. Труд на каналах был близок и понятен им. Преисполненные благодарности к людям, которые вернули их к жизни, националы-каналоармейцы показали великое умение трудиться. Когда их перевели на другой участок, они исполнили обещание, данное Глезеру, и шесть с половиной месяцев держали в своих руках переходящее красное знамя за отличную работу. Один из них, Бобаханов, писал Глезеру письма. В одном письме, после приветов и пожеланий счастья, значится следующее:
«Кроме этого, прошу, если можно, пришлите карточку, потому что я за вами соскучился».
Так эти люди привязались к комсомольцу – члену партии Глезеру, который когда-то входил в барак и говорил им: «Чхар!»
Теперь мы находим Глезера на комсомольском участке, расположенном возле станции Влахернской. Он возглавляет этот участок, в достаточной степени трудный.
*
Люди, представляющие себе комсомольцев по их воспоминаниям эпохи Сталинградского тракторного, Днепростроя, Магнитки, найдут много нового для себя здесь, на канале. Там комсомольцы, объединенные в бригады, показали чудеса храбрости и физической выносливости. В бураны и штормы они продолжали работать на лесах и на крышах — плотники, стекольщики, чернорабочие, веселые, мужественные, но не очень грамотные ребята. У них немели руки от холода, — они оставались на посту. У них ноги подкашивались от усталости, — они продолжали штурмовать. Ураган грозил сорвать их с лесов, — они оставались наверху. В газетах помещались фотографии комсомольцев: лихие парни, в шапках-ушанках, задранных на затылок, или нахлобученных на глаза. Для многих из таких комсомольцев приходилось открывать кружки по изучению грамоты.

Теперь страна возмужала. Люди ее изменились. Придя на канал, ищите комсомольцев в технических отделах, в кабинетах начальников сооружений. На своем участке, на Влахернской, комсомольцы занимают следующие должности. Начальник участка — инженер Глезер. Его помощник — Фадеев, воспитанник Особой Дальневосточной армии. Строитель насосной станции — Сидоренко, один из авторов смелого, новаторского проекта станции. Помощник начальника сооружения шлюза — инженер Павский. Прораб арматурных работ шлюза — Нейман.
Все эти люди недавно пришли на участок и только начали заводить здесь свои порядки. Им довелось хозяйствовать на маленьком клочке земли, где сбилось в тесную кучу множество трудных сооружений. Здесь представлены все строительные объекты канала Волга — Москва, за исключением лишь плотины.
Представьте себе предмосковную местность: холмы, обрывы, сбросы, и в этом грандиозном волнении земли следующие сооружения.
Шлюз для пропуска крупных кораблей. Строится в очень неблагоприятных геологических условиях.
Водосброс — сложное сооружение для регулирования уровня воды в канале.
Насосная станция, пожалуй, единственная в мире по оригинальности своей конструкции.
Партийные и комсомольские организации выдержали серьезный бой с реакционно настроенными специалистами, отвергавшими смелый проект станции, снабженной пропеллерными насосами. Станция будет перекачивать воду из питающего канала в судоходный.
Понизительная подстанция.
Часть судоходного канала. Питающий канал.
Два лотка.
Паромная переправа — бетонное сооружение, связывающее один берег канала с другим, где находится железная дорога.
Пристань Влахернская, предназначенная для приема крупных судов. Строители канала обязались сделать ее не менее эффектной и красивой, чем московское метро. Пристань Влахернская должна выглядеть особенно привлекательно, ибо расположена она в чудесной местности, рядом с туристской лыжной базой.
Итак, на комсомольском участке мы видим туго завязанный узел самых разнообразных сооружений, которые в будущем станут регуляторами хозяйственно-экономической жизни района. Но и теперь уже строителям участка пришлось вплотную заняться устройством жизни на маленьком кусочке земли, где стоит селение Галявино. Дело в том, что трасса судоходного канала проходит здесь через Галявинский бугор со стоящим на нем селением. Бугор нужно прорезать выемкой для будущего канала глубиной в 15—16 метров, иначе говоря, буквально, вынуть землю из-под улиц и домов Галявина. Селение пришлось перенести в другое место, за зону затопления и санитарную зону. Дома тащили тракторами. Селение двигалось. Качаясь, как корабли на малой волне, крестьянские избы плыли по дороге. Порой ветхие из-бы рассыпались. Их отстраивали на новом месте. Чтобы не испортить репутацию канала, селение Галявино пришлось устроить на новом месте с большими удобствами, чем оно жило раньше. Избы укрепили, подштопали, расставили красиво и разумно. Оставаясь самим собой, Галявино изменило и адрес, и внешний облик. Когда приезжие приходят на бугор, в изумлении спрашивают, где же Галявино, им отвечают:
— А вот оно — переехало ваше Галявино!
А в опустевший Галявинский бугор скоро врежутся экскаваторы.
Зато на других участках им есть уже что показать. Как-никак на канале работает 1500 комсомольцев, 309 из них — инженеры, техники, экскаваторщики. Всему каналу известен Борис Васнецов, помощник начальника бетонных работ Волжской плотины, организатор стахановских методов работы, одним из первых начавший проводить техминимум среди каналоармейцев.
По соседству с Влахернской привлекает к себе внимание необычайного размера сооружение. К небу вздымаются широкогрудые, железобетонные башни. Однажды автор этих строк попытался на близком расстоянии сфотографировать одну из этих башен, — ничего не вышло. Башня выпирала из кадра, видоискатель «Лейки» не вмещал эту массу организованной материи. Башни оказались быками для моста через будущий канал.
Строит этот железнодорожный мост инженер-комсомолец Борис Константинович Козловский.
По протяжению его мост — самый большой на канале. На два колоссальных быка будет уложен главный пролет моста — металлическая ферма. К главному пролету сооружаются две подходных железобетонных эстакады, перекрытых железобетонными пролетными строениями.

Комсомольцу Козловскому не повезло с грунтами. Мост перекрывает долину реки Яхромы, неверные, предательские напластования ила. Они не в состоянии выдержать самой мизерной нагрузки, не говоря уж о крупном железнодорожном мосте. Обычный грунт выдерживает 3—4 килограмма нагрузки на один квадратный сантиметр. На участке Козловского грунт не держит и одного килограмма. Земля не хотела работать, не хотела нести на себе мост.
Поэтому пришлось опереть этот мост не на грунт, а на свайные растворяй. 3220 сосновых свай, врытых в котлован на глубину до 14 метров, служат основанием для моста. На каждую сваю приходится по 25 тонн, или по 1500 пудов нагрузки. Сверху, на сваях уложена бетонная плита — подушка в форме трапеции, а над ней с обеих сторон канала водружено огромное тело быка высотой в 20 метров.
Козловский не сразу пришел к этой сложной работе.
Первые дни на канале дались ему тяжело. Его назначили начальником экскаваторных работ на Северном участке. Здесь бились над одной упрямой машиной. Это был многоковшевый экскаватор «Любек Е-1», присланный из-за границы без чертежей. Козловскому пришлось собирать его, руководствуясь картинкой в прейскуранте. Экскаватор не работал. Казалось, все было правильно свинчено и слажено. Но экскаватор не работал. Участок отставал с выполнением срочных работ. На канале сроки — железные. Козловского вызывали для объяснений к начальству, его строго пробрали в партийной организации. Он целыми днями сражался с проклятой машиной, тысячи вариантов испробовал он для ее оживления. Экскаватор стоял. Козловский с тоской вспоминал о беззаботных студенческих днях. Иногда ему казалось, что нужно бросить все и удрать в Москву.
— Трус! — говорил он себе, через секунду. — Трус!
Однажды он просидел четыре ночи, придумывая новый режим для машины. На утро четвертого дня, наконец, план был закончен. Козловский бросился к экскаватору. Он был возбужден, его лихорадило, он увлек за собой всех остальных и, казалось, одолел немецкую машину. Она работала, пожирала землю, выплевывала ее, храпела, надрывалась. Козловский вздохнул, как будто проснулся здоровым после тяжелой болезни. Но через полчаса «Любек-Е-1» снова повернулся и замер.
Козловский распрощался со студенческой горячностью, с порывистой и нервной манерой работать. Менять географию больших рек, оборудовать солидный кусок планеты — нелегкое дело! Тем лучше. Главное — выдержка, Козловский.
Спокойно, не спеша, не отчаиваясь неудачами, он выуживал из машины все ее тайны, пока «Любек Е-1» не стал покорным, как собака.
Тогда Козловский стал перекрывать своими экскаваторами все рекорды. В двух приказах ему объявили благодарность. Вскоре его использовали по специальности, он — мостовик. Ему поручили выстроить небольшой Рогачевский мост. Он справился с этой задачей и поехал отдыхать в Сочи. Ныне ему доверено сооружение большого моста № 421 стоимостью в пять миллионов рублей.
В ноябре прошлого года еще не было проекта организации работ на мосту. А в июле предстояло пропустить через мост первые поезда Савеловской дороги. Козловский две недели отеплял строительство, чтобы подготовиться к бетонированию зимой. Из хаоса разнообразных работ он сразу выделил решающий участок — сваи! Прежде всего нужно совладать с предательским грунтом. Он отправился в барак к людям, которые должны были стать свайщиками. Это был народ, осужденный по 35-й статье Уголовного кодекса, — темный народ, воры и бандиты. Козловский выделил из них 100 будущих свайщиков во главе с закоперщиками. Комсомолец толковал с ворами о величии порученной им работы. Его слушали внимательно. Он хотел разговаривать с технически грамотными людьми и потому создал нечто вроде бригадного ученичества — послал прорабов учить людей технике. «Тридцатипятники» в основном любознательный народ, с большой тягой к машинам и инструментам. Козловский сумел заинтересовать их работой.
Бойка свай производилась паровыми бабами. На участке стояло девять паровых баб. Их питали четыре паровых котла. На каждый копер Козловский поставил по пять человек во главе с закоперщиками.
«Тридцатипятники» — честолюбивый народ. Им нравится, когда их работой интересуются. Козловский решил использовать эту, в общем неплохую, черту своих людей.
— Пошлите телеграмму начальнику строительства Когану! — сказал он однажды закоперщикам. У него к тому времени установились с ними дружеские отношения, они бегали к нему за махоркой. — Пошлите телеграмму Когану, пообещайте забивать по десять свай.
Бывшие воры засмеялись:
— Станет Коган с нами разговаривать!
— Попробуйте! — сказал Козловский.
Закоперщики послали телеграмму. На ответ они не надеялись.
Через день они читали ответ Когана. На лицах их было написано удивление. Они были польщены и обрадованы. Они не верили глазам и ушам. Начальник строительства канала Москва—Волга писал, что ему часто приходилось встречать людей, которых принято называть закоперщиками. Такие люди обычно идут впереди. Но вот он получил телеграмму от каналоармейцев, которым действительно приходится работать на копрах.
— Так будьте подлинными закоперщиками, — телеграфировал начальник строительства, — идите впереди!
И прибавил:
— Вы обязались забивать по десять свай. Знайте, что можно забивать и пятнадцать.
Это произвело впечатление. У свайщиков благодаря учебе была уже известная сноровка. Они распалились теперь окончательно. Когда-то они забивали по 3—4 сваи в смену. К моменту получения телеграммы от Когана они забивали уже по восемь. За пятнадцать дней работы заключенные Лукьянов, Маслов, Кольцов зарабатывали по 80—90 рублей. Сдавались самые стойкие из так называемых «отказчиков», не желавших работать. Например, один закоренелый, которому принадлежат следующие знаменательные слова:
— Когда волосы вырастут на ладони, тогда стану работать!
Волосы на руках не выросли, но под влиянием Козловского он взялся за свайные работы, увлекся и при виде Козловского кричал:
— Зайди-ка, посмотри, как работаю!
Один закоренелый пьяница заинтересовался техническими книжками. Козловский наблюдал за ним исподтишка, а потом дал ему сорок плотников и тридцать дней для постройки шахтных подъемников под бетон. Тот взялся, забыл о водке, попросил, чтоб вслед за его строительной частью гнали механическую, и кончил работу на два дня раньше срока. Однажды Козловский наблюдал такую картину. Стоял мороз в тридцать градусов. Работать нужно было на высоте в 27 метров. Дул сильный ветер, людей валило с ног. Люди грелись в котельной.
Молчали. Никто не решался лезть наверх. Человек, известный недавно как бездельник и пьяница, снял с себя теплый полушубок, одел его на плечи товарищу и тихо сказал:
— Полезай!
А сам попросил другой полушубок и тоже полез на подъемник, и эти двое трудились наверху, стягивали и крепили ванты, а когда они спустились, подъемникам больше не был страшен самый свирепый ураган.
И тогда этот бывший пьяница написал поэму о шахтных подъемниках.
Однажды на строительство моста заехал секретарь товарища Когана и передал от него привет свайщикам и закоперщикам.
Те так удивились, что не нашли сразу, что ответить и стояли, как пораженные громом.
Вслед за свайными работами начались опалубные, арматурные, бетонные. Свайщики становились опалубщиками, занимались в технических кружках, один из «тридцатипятников» буквально глотал книги и справочники. Раньше он сидел над формулами профессора Герсиванова по вычислению так называемых «отказов» при забивке свай, а теперь он изучал бетон. Однажды к Козловскому пришла делегация с просьбой добыть бригадам гармошку, чтобы выходить на работу с музыкой. Козловский сел на пролетку, отправился к начальнику района и привез от него гармошку.
Сам он поставил в рабочей комнате походную кровать и жил здесь, рядом с чертежами, рядом со своим мостом. Так он трудился над сооружением, которое поручили ему, комсомольцу. Сооружение стоимостью в пять миллионов рублей.
Еще года два назад юноше-комсомольцу не доверили бы строительство та-кого моста. Но мост вырастает на глазах. Быки тяжело упираются в землю, где находятся 3220 сосновых свай. На подходных эстакадах бетон заливает арматуру чудовищной сложности — триста тонн арматуры. Самое трудное пробить этот лабиринт бетоном: человек не умещается в сплетениях арматуры, он должен работать снаружи, почти вслепую. Он шурует бетон длинной штыковкой. Литой бетон, приготовленный из хорошо отгрохоченных материалов, сразу забивает пустоты между арматурой.
Мост растет.
Через несколько месяцев он должен принять на себя первый поезд. Инженер Борис Константинович Козловский, комсомолец, не отходит от своего моста ни на минуту.
А на другом участке работает другой комсомолец, Дмитрий Филиппов, рождения 1914 года — начальник эксплоатации автотракторной части Икшинского района. Под его руководством шоферы исправляют дороги, гонят машины с рекордной скоростью, подают гравий и песок на строительство шлюза, пристани и земляной плотины № 22.
И совсем в другом районе, недалеко от Волги, строится сложнейший технический узел. Комсомолец Александр Родионцев, несмотря на свой 21-й год,— человек большого технического опыта, ибо за ним — работа на московском метро. Недавно Родионцев закончил бетонные работы на сооружении подземной трубы для пропуска реки Сестры под дном будущего канала. Эта труба — вторая в мире по величине. Первая находится на Панамском канале, построенном опытнейшими инженерами мира. Родионцевская труба имеет три «очка», через которые будут проплывать под землей и под будущим каналом мелкие плоты и лодки. Поверх этой трубы предстоит создать насыпи для судоходного канала, поверх насыпей провести шоссейные дороги, в стороне построить железнодорожный мост, а возле Волги — аварийные ворота, запирающие канал от могучей реки. Вот что сооружается на гидротехническом узле, где помощником начальника работ состоит 20-летний метростроевец Родионцев. Закончив бетонные сооружения на трубе, он засел разрабатывать точное расписание работ всех механизмов узла, вплоть до пуска канала. Этот юноша чувствует себя счастливым оттого, что жизнь началась работой на самых сложных и величественных сооружениях его времени — на метро и на канале Волга — Москва-река.
Это действительно большое счастье.
С этим ощущением счастья и сталкиваешься прежде всего, приезжая на канал, встречаясь с его строителями, техниками, инженерами, среди которых находишь две с половиной тысячи молодых людей, воспитанных большевистской партией и ленинским комсомолом.