Опубликовано в книге Бутовский Полигон. 1937-1938 гг. Книга памяти жертв политических репрессий. М. Альзо. 2002. Вып.6. С. 30–41.
После того как возведение канала Москва-Волга передали от Наркомвода — ОГПУ ситуация на стройке и вокруг изменилась кардинальным образом. Отныне вся 128-километровая трасса будущей рукотворной реки превращалась в единый концлагерь — Дмитлаг. Территорию его надо было населить обитателями, которых ожидали лопата, кирка и тачка. Поезда прибывали ежедневно. Заключенные из Темников, Свирьлага, Беломорканала выгружались на железнодорожной станции г. Дмитрова и под конвоем отправлялись в Борисоглебский монастырь, где размещалось Управление лагеря.
В числе первых узников Дмитлага были: Афанасий Васильев, 1896 г. р., пекарь, ст. 58-10, срок 5 лет; Николай Иванов, 1910 г. р., повар, СВЭ, срок 3 г.; Тимофей Орлов, 1889 г. р., экспедитор, ст. 162, срок 5 лет. Всех уже ожидали пропуска, 12-часовой рабочий день без обеда, разделение специальностей на различные категории и нормы питания в первейшей зависимости от нормы выработки.
В приказе № 9 от 7 октября 1932 г. говорится: «С целью улучшения пищи ударников разрешается всем хоз. единицам, начиная с 3 октября расходовать на котловое довольствие продукты ларькового довольствия по норме производственной категории: крупа по 200 г, макароны по 200 г, масло растительное по 100 г на человека в месяц, премиальное блюдо — для перевыполняющих план» (но до этой «премии» была дистанция огромного размера). Требовалось одно: выполнять дневное задание. Рабочим, крестьянам и тем, кто никогда прежде не держал в руках лопаты. Многие, случайно попав в лагерь за переход улицы в неположенном месте, неудачную шутку, подобранный колосок, в сердцах сказанное о своей неудавшейся жизни слово, скоро сгинут в безымянных могилах, котлованах, залитых бетонных формах, от болезней, а чаще всего — от голода. А пока установленные нормы питания им предлагали: хлеб за выполнение плана до 99% — 400 г, а штрафникам — 300 г в день (и без ларьковой добавки); крупа — 180 г; масло растительное — 13 г.
От голода заключенные совершали побеги, но в каждом населенном пункте их уже ждали бойцы отдельного дивизиона охраны, милиция и местные жители, которые за поимку беглеца получали вознаграждение. «Зеки», пытаясь хоть как-то насытиться, ели картофельные очистки и другие отходы, ядовитые травы и грибы.
Хроника трагедий:
3 августа 1934 г. Первый участок Восточного района. Умерли, отравившись грибами, И. Торой и И. Руденко.
12 августа. Северный район. 24 заключенных следственного изолятора, отправленные на работу, наелись волчьей ягоды. Двое умерли.
5 сентября. Шестой участок Центрального района. Четверо заключенных, съев корневища цикуты, умерли.
9 сентября. На комендантском участке Г Красавин умер после употребления в пищу корней цикуты.
Из приказа начальника Дмитлага С. Фирина об описываемых событиях: «Это свидетельствует о недопустимой расхлябанности и об отсутствии дисциплины работников лагерного аппарата и ВОХР». (О заключенных, совершающих от голода безумные поступки, ни слова.)
Хроника трагедий:
8 октября 1933 г. В 24.00 заключенный Межицкий отошел на 100 метров от зоны. Убит стрелком ВОХР.
18 октября. При побеге убиты заключенные Я. Лобанов и Ф. Шагаев.
21 декабря. Убит заключенный Кривоносов. В канун нового, 1934 г. убит заключенный Я. Черников.
Приказом № 8 по Дмитлагу от 10 января 1934 г. действия стрелков военизированной охраны признали правильными.
Направляя «зеков» на новую стройку, им обещали многое. По окончании возведения нового объекта заключенные мечтали о скорейшем освобождении, особенно те, кто уже проложили Беломорско-Балтийский канал. Но на деле оказывалось иначе.
Из приказа № 42 по Дмитлагу. 10 ноября 1932 г. «…Работая в Темниках, Свири, Белбалтлаге, ударники буквально держались за превышение нормы, в ожесточенной трудовой схватке штурмовали скалы, побеждали стихию. На объектах Дмитлага бывшие ударники дают небывало низкие, черепашьи показатели, недостойные своих прошлых заслуг…»
Из книги И. Авербах: «После окончания Беломорстроя, — писала жена наркома, — у многих нарушителей создалось такое впечатление, что в лагере им будут предоставлены прекрасные условия при самой небольшой затрате сил с их стороны. Вследствие этого целые группы заключенных в Дмитровском лагере стали выдвигать невероятные требования к администрации. Естественно, что руководству Дмитровского лагеря пришлось, и весьма решительно, указать всем заключенным на то, что они находятся в месте лишения свободы, в котором требуется от всех беспрекословное подчинение суровому лагерному режиму…»[1].
За этими дипломатично-туманными строками, по всей вероятности, — большая беда. А размах ее, видимо, оказался столь велик, что, создавая книгу, жена наркома внутренних дел Г Ягоды не смогла обойти стороной это событие.
Из приказа № 187 по Дмитлагу от 13 апреля 1934 г.: «Коллегией ОГПУ по обвинению в воровстве, хулиганстве, избиении лагерной администрации и инженерно-технического персонала приговорены к расстрелу: Феликс Домбровский, Федор Рысенко, Анатолий Чупилин, Павел Попов, Яков Чумаченко, Леонид Кузьмичев, Федор Калистратов, Василий Поросятников, Андрей Серый, Сергей Бородов, Иван Дурдин. Приговор приведен в исполнение в Дмитрове 13 апреля 1934 г.»
Расстрелянные имели сроки от трех до десяти лет лишения свободы, среди них — ни одного рецидивиста или осужденного по ст. 58 УК РСФСР, а приговор приведен в исполнение немедленно. Что стоит за словами «избиение лагерной администрации»? Что побудило на столь решительный и рискованный шаг? Дмитровчанин Д. Рысев рассказывал: «На канале была своя сберкасса, в которой я работал. Однажды наш кассир Василий Иванович Каштанов пришел взволнованный: заключенные в знак протеста против условий труда и жизни объявили голодовку».
25 июля 1934 г. вышел приказ № 3 по Дмитлагу: «В связи с массовой отправкой из Дмитлага в отдаленные лагеря нарушителей лагерной дисциплины, отказчиков, лодырей» — полностью очистить все районы «от разложившихся лагерников».
Приказом № 172 по Дмитлагу от 14 августа сообщено об отправке из лагеря в июле трех эшелонов со злостными нарушителями дисциплины.
1934 г. На строительстве канала еще слишком мало техники, поэтому требуются и требуются руки для тяжелого физического труда.
Тот же 1934 г. Сдача Истринской плотины. Строители канала Москва-Волга обязались возвести объект к празднику 7 Ноября. И тем не менее три эшелона заключенных отправлены на Север. Наверное, не случайно.
В 1932—1937 гг. у стен столицы возводилось гигантское гидротехническое сооружение, равных которому тогда не было. Все страна работала на Москва-Волгострой. Техника будущего исполина, оборудование, системы управления — все воплощало самую со- временную научную мысль и производственные возможности того времени. И рассчитывалось с запасом на будущее. Не случайно, что сооружение за 65 лет эксплуатации не нуждается в серьезных коррективах и бесперебойно выполняет свою миссию.
Кроме гигантских земляных работ строительство канала Москва-Волга предусматривало прокладку 750 км железных дорог широкой и узкой колеи, 680 км шоссейных и грунтовых дорог, перенос 7500 хозяйств из зоны затопления и многое, многое другое. А главное, сооружение гидроузлов, плотин, электростанций, водохранилищ, промышленных предприятий и объектов социального и культурного назначения[2]. Если среди ученых, конструкторов, инженерно-технических работников преобладали вольнонаемные, то основная тяжесть физического труда ложилась на заключенных. ОГПУ-НКВД не скупились на рабочие руки! Только за сентябрь-октябрь 1934 г. этапами из различных лагерей прибыло 6980 «зеков». И это в период относительно невысоких темпов работы, при одном сдаваемом объекте (Истринская плотина), непосредственно на трассе канала. Можно представить, что творилось в 1936—1937 гг.!
Вся научно-техническая элита страны была собрана на стройке. И если еще требовались специалисты, ОГПУ-НКВД срочно их доставляли, нередко меняя маршрут следования в лагерь. Гидрогеолог, профессор Борис Дичков, осужденный на 10 лет по делу так называемой «Российской национальной партии», был переброшен в Дмитлаг из г. Кушки, с южной границы СССР; инженер Сергей Печатальщиков, отправленный в лагерь под Магадан, переадресован в Дмитлаг, а по окончании строительства канала вместо обещанного освобождения снова увезен на Колыму, где и погиб; геолог Сергей Добров был отправлен на 10 лет на Север, в Ухтпечлаг, но тоже не доехал до «пункта назначения», а работал в лаборатории Дмитлага.
Трагична судьба крупного специалиста в области радиотелеграфной и телефонной связи Леопольда Эйхенвальда, родственник которого, ученый-физик Александр Эйхенвальд, в 1920 г. эмигрировал за границу[3]. Леопольд Борисович многое сделал для России. Воевал на русско-японской и 1-й мировой, исследовал бассейны Оби и Енисея, создавал телеграфно-телефонные мастерские и заводы, а впоследствии и объединения. Л. Б. Эйхенвальд открывал в Наркомате путей сообщения отдел заграничных заказов. С февраля 1919 г. он целиком занялся радиостроительством и реорганизацией заводов.
Мир знал Леонида Эйхенвальда. В 1925 г. он участвует в международной конференции в Париже, спустя два года — в Брюсселе и Женеве, в 1928 г. — в Риме, через год — в Праге, а затем работает в Международном техническом консультативном комитете по вопросам радиосвязи в Гааге.
По возвращении на родину Л. Б. Эйхенвальда арестовали и осудили по ст. 58 УК РСФСР к десяти годам лагерей. Отбывая «наказание», с 1931 по 1933 г. он работал в лаборатории и отделении связи ОГПХ а также в качестве преподавателя в радиошколе Управления пограничной охраны при Полномочном представительстве ОГПУ в Ташкенте.
Комментарии тут не требуются: «враг народа» преподает пограничникам в радиошколе. А еще пишет двухтомный учебник по электро- и радиотехнике для среднего комсостава, труд, который одобрили специалисты в Москве. Такие люди требовались строящемуся каналу, и в апреле 1934 г. Л. Б. Эйхенвальда доставили в Дмитлаг. Когда канал Москва-Волга открыли, Леопольду Борисовичу исполнился 61 год, он оказался без надобности. В январе 1938 г. его снова арестовали, и 7 апреля 1938 г. он был расстрелян на Бутовском полигоне[4].
Трагично сложилась судьба семьи известного украинского писателя Михаила Могилянского. Одна из его дочерей, Елена, была сослана в Красноярский край сроком на пять лет. Другую, Лидию (Ладу), в 1929 г. приговорили к расстрелу за участие в несуществующей организации «Демократический союз молодежи», но потом ВМН заменили на 10 лет лагерей и отправили маршрутом Чернигов—Соловки—Беломорканал.
Она была досрочно освобождена и, приехав на строительство канала Москва-Волга, работала редактором журнала «За нову людыну», писала стихи, сначала на украинском, а затем и на русском языках. В 1936 г. ее приняли кандидатом в члены Союза писателей СССР. Ее стихи составили одну из книг «Библиотеки «Перековки»», что издавалась на трассе канала. Работая на строительстве канала, Лидия пригласила в Дмитров своего брата, который под псевдонимом Дмитрий Тась сотрудничал в газетах в Киеве и Харькове, писал стихи и поэмы, лучшие из которых вышли в третьем томе антологии «Украинская поэзия». На строительстве канала Дмитрий по рекомендации начальника Дмитлага С. Фирина поступил на службу литературным сотрудником газеты «Москва-Волга.
В сентябре 1935 г. Дмитрий вернулся в Харьков, но через два года сестра снова позвала его — скоро открытие канала. Он не мог пропустить это событие. На праздник открытия канала Дмитрий приехал по командировке от газеты «Социалистична Харьковщина», но ему отказали в пригласительном билете на первый рейс. Вскоре после торжественного открытия навигации Лидия Могилянская была арестована. В июне 1937 г. ее расстреляли. Дмитрия Могилянского (Тася) арестовали на родине 30 января 1938 г. и этапировали в Дмитров.
Из уголовно-следственного дела:
«Начальнику 10 отделения III отдела Правкину от помощника начальника тюрьмы № 1 Рябцева.
Рапорт:
Доношу, что 10 февраля 1938 г. в 8 часов утра камера № 6 была выпущена на прогулку во двор. В то время как дежурный т. Никитенко отошел в коридор, арестованный Могилянский зашел в уборную и повесился на полотенце, но был замечен и снят. 19.02.38 г. Рябцев». Дмитрия Могилянского расстреляли 28 февраля 1938 г. в Бутове[5].
Судьба занесла на строительство канала и 60-летнего шведа Эриха Густавсона. Почетный гражданин г. Нарвы, он долгое время работал в Санкт-Петербурге. В двадцать лет за проект здания Городской думы ему присвоили звание художника-архитектора, еще через шесть лет он стал членом Академии художеств. Эрих Александрович продолжал творить: дом В. Гордона на Липовской улице, здания а/о «Скороход», корпуса снарядного завода, клуб на Крестовом острове, дом потомственной почетной гражданки С. Бурениной — везде в числе других авторов проектов можно обнаружить и его имя. Продолжил он свое дело и после падения прежней власти. Так, в событиях 1922 г. можно обнаружить, что архитектором Э. А. Густавсоном проводится строительство авиазавода № 24. А с началом возведения канала Москва-Волга он — на объектах трассы в должности старшего инженера-архитектора планировочной мастерской. По окончании строительства Э. А. Густавсон повторяет судьбу многих: стандартное обвинение по ст. 58 УК РСФСР и смерть на Бутовском полигоне[6].
Одним из главных лозунгов на строительстве канала Москва-Волга стали призывы о «перековке» заключенных, о перевоспитании бандитов, воров, врагов народа в честных и преданных делу людей, строителей коммунизма.
Слушай песню, землекоп!
Слушай, землекопка!
Прогремит, как Перекоп,
Наша перековка!
Ярким проповедником этой идеи стал начальник Дмитлага Семен Фирин. Он особенно благоволил к рецидивистам, которых в лагере было великое множество.
Водители автобазы МВС вспоминали, как С. Фирин приказал открыть курсы шоферов. Однако из этой затеи ничего не вышло. «Рецидив», умевший лишь грабить и убивать, не мог и не хотел воспринять устройство автомобиля и правила дорожного движения, а если и думал о планах на будущее, то мечтал только об одном: побыстрее выехать за ворота базы.
«Я был знаком со многими заключенными, — вспоминает бывший «политзек» Павел Пандер, — но перековавшихся не встречал. А вот мечтавших о свободе было полно».
В Дмитлаге открываются курсы по ликвидации неграмотности, школы для малограмотных. Однако учебой удалось охватывать лишь около 10% «зеков». Так, в четвертом квартале 1933 г. в учебных заведениях Дмитлага числилось 13 500 человек, а окончило школу всего 80 заключенных. В дальнейшем эти показатели стали расти. В лагере создается также система профессионального обучения. Заключенные осваивают необходимые здесь профессии. Приказом по управлению строительства и Дмитлага № 24 от 31 января 1934 г. профучеба рассматривается не как дополнительная нагрузка, а как важнейшая задача, стоящая перед руководящим составом. Создаются курсы электромонтеров, слесарей, столяров, каменщиков и других рабочих специальностей. На курсах, в ФЗУ преподают лучшие специалисты страны, в большинстве своем заключенные Дмитлага.
Многие «зеки» стремились на курсы. Специальность давала возможность уйти из губительного для всех котлована, от тачки, кирки и лопаты; для изнемогших от тяжелого ручного труда курсы являлись спасительной отдушиной хоть частично восстановить силы. Но профессиональные курсы были необходимы и самой стройке, ибо с 1935 г. в большом количестве стала поставляться техника: автомобили, тракторы, экскаваторы, гидромониторы, и остро требовались кадры. «Перековке» нужно было идеологическое обеспечение, пропаганда новой идеи перевоспитания, и в Дмитлаге усилиями в первую очередь С. Фирина создается система «социалистической борьбы за деклассированного элемента».
Культурно-воспитательный отдел Дмитлага курирует лично С. Фирин. При КВО приказом № 125 от 18.05.1934 г. по МВС и Дмитлагу для развития художественно-агитационной работы организуется Центральная художественная мастерская, которую возглавляет заслуженный деятель искусств вольнонаемный художник Михаил Михайлович Черемных. Состав этой элитной группы из двенадцати человек со временем частично менялся, но костяк оставался неизменным. Это были: вольнонаемная Зейнаб Яушева, заключенные и бывшие «зеки» — график из Ленинграда Глеб Кун (расстрелян по ст. 58 УК РСФСР в 1937 г.), удивительный живописец Константин Соболевский (расстрелян по ст. 58 в 1937 г.), Михаил Коленцев, Александр Марышев, Сергей Щелоков.
Задачей художников в мастерской стала агитация за скорейшее завершение стройки, за «перековку». Художники создавали плакаты, иногда их выпуск составлял несколько тысяч штук в месяц, поэтому для скорейшего изготовления широко стали использоваться трафареты. Кроме того, художники мастерской выезжали на трассу канала, где курировали деятельность заключенных Дмитлага. Периодически проводились выставки в самом Дмитлаге и в залах Москвы. В лагерь для знакомства с творчеством художников приезжали известные мастера кисти.
Вот строки из письма заслуженного деятеля искусств профессора живописи Ильи Машкова к М. Черемныху.
16.12.1934 г.: «Тов. Фирин является по перевоспитанию каналоармейцев талантливейшей осью, которую поставила Партия большевиков и вокруг которой кружатся человеческие души, — он их блестяще приводит в движение, и они это делают так, как он считает нужным, ему повинуются, как повинуются талантливому скульптору, из-под руки которого в этом случае выходит не скульптура, а живые культурные советские люди».
Характерен и приказ № 632 от 3 июля 1935 г.
«… В целях художественного отображения строительства в живописи, графике, рисунке и скульптуре организовывалась к 19-й годовщине Октября вселагерная художественная выставка каналоармейского искусства».
А вот строки из письма заключенного К. Соболевского к жене от 14 января 1935 г.
«…Сейчас пишу картину «Слет ударников», куда входит не одна сотня народу, — страх. Кстати, выходит лучше многого, что я сделал. Вообще, г…, конечно…».
Центральная художественная мастерская (ЦХМ) в 1934 г. в полном составе участвовала в агитационной работе на завершающем этапе строительства Истринской плотины. А в 1937 г. уже под руководством Г. Куна готовили праздничное оформление по случаю открытия навигации по каналу Помимо ЦХМ, на строительстве действовала скульптурная мастерская, которую возглавлял политзаключенный Василий Ищенко. Наиболее известным из скульпторов был Лев Волконский.
Время сохранило дневниковые записи Нины Александровны, жены художника М. М. Черемныха, руководившего в течение 1934—1935 гг. ЦХМ на строительстве канала Москва-Волга. Черемныхи много ездили по трассе канала, где знакомились с жизнью и работой самодеятельных художников. Из отрывочных кратких записей Н. А. Черемных трудно понять, знали ли она и М. М. Черемных об истинном положении заключенных Дмитлага.
«Южный район. Покровско-Глебовский участок. Бригада художников: Арбузов, Степанов, Осипов (Зорич сейчас находится на комендантском участке) делают декорации, панно для клуба, пишут лозунги для клуба и для тех стройотрядов, за которыми (вернее за счет которых) числятся… Разбито окно в красном уголке, голые столы покрыты клеенкой. Лучше всех красный уголок у 35-ников[7], украшенный Осиповым. Арбузов мастерит рамку из хлеба для рисунка со значком ударника… Степанов уже начал картину маслом «Уговоры отказчика».
Плакаты почти во всех уголках… «Красной» и «черной» доски почти нигде нет. Но в женском бараке на «черной» доске нет ни одной фамилии, о чем с гордостью было заявлено…
12.01.1935. Никольский участок… Томаев — красивый парнишка лет 20-ти. Освобождается в марте месяце, делает картину для слета националов, яркие краски, парень способный, но освобождается быстро… (?! — Ред.)
Власова (осуждена за хищение) рисует птичник. Сушилка очень хорошая. И в бараках очень чисто. В мужских — аккуратные цветочки на занавесках. Женщины хотят делать цветы из стружек. Пока стружек не достали…
Врач — тоже национал, красивое лицо, совершенно седые волосы. Сидит за убийство жены, на 10 лет. С женой развелся, остался ребенок. Она всячески шантажировала, довела его до того, что он ее застрелил. Позвонил сам в уголовный розыск — придите, я убил человека. Врач хороший (обижен, что получает 45 рублей), ни одного случая смертельного…
Щукинский участок. (Клуба нет). 35-ники Гусев Петр Иванович, 3 года, и Волков (последний только начинает работать вместе с Гусевым). Гусев — очень способный парень. Делает плакаты, портреты… наброски с натуры, великолепные портсигары из соломки. Умеет работать на кости, перламутре, хлебом…
Верхоланцев Николай Алексеевич, ст. 107, 109, 5 лет, прекрасно пишет лозунги. Предложила соединиться ему с Гусевым и Волковым и работать…
13.02. наметили поездку на Перерву. Зыков обещал машину, не прислал, жаль, пропал день, да еще такой солнечный.
Пришла машина в 3 часа дня. Перерва. Начальник участка Зыков. Висит в кабинете портрет Ягоды.
Бараки. Острая нехватка лампочек. Бывает одна на барак…
Художники (вытащенные из массы). Летников Иван Семенович — 7/VIII «семь-восемь»[8], молодой. Пискунов Евгений 7/VIII, срок 10 лет, молодой красивый парнишка, рисует портреты, делает наброски, токарь по профессии… Гонбарь Максим, ст. 58-10, слесарь, 20 лет… Пискунова не видела, он на работе… Богданов Александр Павлович… левша, 35-ник, 19 лет (берем его под свое покровительство)…
Парфенюк Сергей Петрович: 6 побегов, украинец, лет 25, масса картин, декорации, лозунги, оформление уголков, стенгазет… Умеет переводить по клеточкам… «Хочу учиться, больше всего. Если не переведут в мастерскую, сам туда уйду. В день пишу 30 больших лозунгов». Работают больше по ночам. Нет помещения. В клубе холодно, плохое питание…
14.02. Прощальный разговор с Кузнецовым. Болшевская коммуна — талантливые ребята[9]… Хорошо воспитательное значение искусства. Лагерные художники однотипны. Нет примера. Смотрела, как организуют передвижную выставку…
Кузнецов обещал в конце февраля провести беседу с художниками. Воздействие выставок может быть таково, что появятся новые художники…
Надо привезти графику — новый для них вид искусства.
15.02. Карамышево. Хороша входная арка… сделан бегающий по каналу пароходик. Крачмер — начальник клуба. Прекрасный клуб…
9 отряд. Поздняк Михаил Трофимович, украинец 22 лет, ст. 97, 118, срок 4 года. Парень с лучистыми голубыми глазами. Освобожден, обслуживает три барака очень старательно. Карикатуры в стенной газете с большим движением — целый плакат юмористический. Человек с головой крокодила, с рыбой под мышкой: «Этот вечно есть хочет, всякие косточки с помойки собирает…»
Садовников Николай Ермолаевич, лет тридцати, скоро освобождается, очень хочет поехать на часок в Дмитров, в мастерскую. Хочет быть художником. Очень нервный.
Почему нет требований от руководящего состава посещения бараков? Они обязаны знать быт каналоармейцев. Что же требовать работы, если бывают случаи выхода на работу голодными, в непросушенных валенках. Впечатление двух миров: строительства и лагеря…
19.02. Водопроводный район… Разговор с молоденьким фельдшером, которого поставили на общие работы за продажу сена. Уверяет, что о продаже не знал. Фуражир приказал отвезти «в деревню для лагерных коров». Парень расплакался…
2-й участок. На 2-м участке прекрасные сосны… Доска показателей с черепахой, аэропланом и т. д. Портреты, карикатурные плакаты (десятник в виде курицы, на женском бараке две вцепились друг другу в волосы, одна с бутылкой)… Сценка замечательная, одна фамилия вообще замазана, и весь плакат (на фанере) чем-то залит: явно, что попал в цель.,.
Старший рабочий Зайцев Иван Петрович чистит рыбу в картофелечистке. Чистит очень хорошо, но, как говорит Усиевич, от рыбы мало что останется… В час таким образом можно вычистить 227 кило…
Националы ходят, как мумии, повязанные полотенцами, укутанные одеялами. Пьют чай и едят обязательно на нарах, поджав под себя ноги.
20.02.35. 4-й участок. Начальник участка Друкер… Великолепный красный уголок в женском бараке… Оформлял Нестеров. Арка из цветных стекол, круглый стол. Диван… ваза с цветами из стружки, шелковый абажур… журналы, газеты… пол выкрашен, табуретки тоже. Впечатление прекрасное…
Нет клуба. Каналоармейцы говорят: «Дадим кубики, только сделайте клуб».
21.06.35. 5-й участок. Ивантеевка — 40 минут на грузовике.
Участок достался в наследство от Восточного района, перед сдачей перевели туда весь отрицательный элемент. Остались бараки, наполовину врыты в землю. Грязно. Женщины, говорят, были зверьми…
7.08. Бабаджан Лев Израилевич, 7/VIII, срок 10 лет ИТЛ. Двадцатилетний парнишка, отец караим, мать немка, прекрасные брови и глаза. Учился 3 месяца в Кубанском художественном педагогическом техникуме. Здорово делает стенгазеты…
В Шизо — вежливые, рассказывали наперебой о своих делах, женщины пили, смеялись, на них орали, чтобы они прекратили. Есть очень хорошенькие. Одна голодает три дня. (Я было возмутилась, так как мне рассказывали, что по полтора месяца там никто не бывает. Начальник участка говорит, что это неверно. Оказывается, он все это знает; черт его знает, как проверить.)
Начальник КВЧ Волков ходил со мной как вареный. Явно, что все это его не интересует. КВЧ — пустое место»…[10]
В целях пропаганды идей «перековки» С. Фирин еще в Белбалтлаге имел агитбригаду под руководством популярного в 1920-е гг. режиссера-авангардиста политзаключенного Игоря Терентьева. Программы, созданные из декламаций, частушек на местные темы, плясок, сценок из лагерной жизни, пользовались большой популярностью в лагерях. Исполняли их сами заключенные. Аналогичные агитбригады имелись в каждом районе МВС.
Наиболее известной из них была бригада им. М. Горького Волжского района, для которой писали поэты-заключенные: Николай Жигульский (расстрелян по ст. 58 в 1937 г.), Вениамин Калентьев и известный поэт-мистификатор Евгений Вашков, прославившийся продажей Д. Бедному «оригинала» несуществующей поэмы Н. Некрасова.
Дмитлаг создал центральный духовой оркестр, капельмейстером которого стал автор знаменитого вальса «Амурские волны» вольнонаемный Макс Кюсс, а также штатные духовые оркестры в районах, задачей которых стало непрерывное исполнение многочасовой «бодрящей» музыки в карьере и котловане для поднятия духа «зеков» Действовал также оркестр народных инструментов, которым руководил заместитель начальника санслужбы Дмитлага композитор Петр Триодин, и другие коллективы, где играли в большинстве своем профессиональные музыканты — заключенные Дмитлага.
В лагере проводились концерты поэтов, композиторов, среди которых выделялся бывший политзаключенный Михаил Черняк. Фестиваль лучших творческих сил Дмитлага в 1936 г. продолжался шесть дней. Наиболее ярким эпизодом его стало театральное представление «Кому на Руси жить хорошо» по мотивам поэмы Н. Некрасова, поставленное П.Триодиным и бывшей политзаключенной, балериной Ниной Витковской-Кун (расстреляна по ст. 58 в 1937 г.). В жюри песенного конкурса работали композиторы Д. Кабалевский, Д. Шостакович, Л. Дзержинский, М. Старокадомский[11].
Большое значение имела лагерная журналистика и литература. Над «перековкой» заключенных под водительством С. Фирина трудилось свыше 50 газет и журналов, в том числе и на национальных языках. Задачей одного из ведущих литературно-художественных журналов «На штурм трассы» было публикование рассказов, стихов и рисунков «зеков».
Редактором журнала С. Фирин назначил себя, а основную работу выполняла группа литераторов. Он говорил: «Горький приедет — у меня должен полный зал писателей сидеть». Поэтических и писательских имен в журналах и газетах оказывалось много, но под ними значились либо поделки, либо работы, созданные элитной группой.
Обладая огромной властью, С. Фирин приказал этапировать из Сибирского лагеря сначала писателя Льва Нитобурга, чьи романы печатались в «Новом мире», а затем талантливого журналиста Романа Тихомирова (оба расстреляны в 1937 г.). Первому разрешили работать дома и публиковаться в московских изданиях. Его обзоры за подписью «Андрей Расстанов» можно встретить на страницах журнала «На штурм трассы». Помимо них, в периодике трудились Г Кун, К. Соболевский, Вениамин Логинов, Лада (Лидия) Могилянская, Н. Жигульский. Последний, так же как и Могилянская, был принят кандидатом в члены Союза писателей СССР.
Газеты Дмитлага имели приложение — «Библиотеку «Перековки»», которую составляли маленькие книжки стихов, рисунков, прозы заключенных.
С. Фирин прекрасно понимал, что пропаганда должна быть яркой и работать также и на него. Журнал «На штурм трассы» печатался в двух вариантах — обычном и парадном; сам начальник Дмитлага доставлял последний в ЦК ВКП(б), Совнарком, в издательства ведущих газет и журналов. О «перековке» заключенных писала «Правда», журнал «Техника-молодежи» посвятил этому целый номер.
Но идея «перековки» оказалась очередной пропагандистской сказкой режима. Рецидивисты думали о свободе и будущих «делах», а того, кто попал в лагерь по ложному обвинению, и не надо было «перековывать». Каждый стремился выжить и выйти на волю, поэтому приспосабливался как мог: учился на курсах, писал стихи, рисовал, играл в футбол за «Динамо» (Дмитлага). Один надрывался — за зачет рабочих дней, другой — за премблюдо, за поездку на слет, соревнования. Те же, кто трудились на общих работах в котловане, не в силах были получить нормальную пайку и медленно умирали от истощения. Им было не до «перековки», она до них и не успевала дойти.
1937 г. — не только время открытия канала Москва-Волга. Это время массовых расстрелов политзаключенных в ГУЛАГе в целом и на стройке гиганта второй пятилетки. Это и конец «перековки», о которой вскоре забудут на долгие годы…
Н. Федоров (г. Дмитров)
[1] Авербах И. Л. От преступления к труду. М., 1936. С. 29. Ида Леонидовна Авербах, жена наркома ОГПУ НКВД Г Г Ягоды и племянница Я. М. Свердлова, осуждена «в особом порядке», приговорена к ВМН 16 июля 1938 г. Захоронена на территории бывшей дачи Ягоды — спецобъекте «Коммунарка».
[2] См. Федоров Н. Дмитлаг. Из истории строительства канала Москва-Волга; Федоров Н. Жизни всесоюзной дно. Интеллигенция в Дмитлаге // Книга Памяти «Бутовской полигон». Вып 2. С. 32—42; Вып. 4. С. 12—21.
[3] Об Л. Эйхенвальде см. статью Федорова Н. Жизни всесоюзной дно… // Книга Памяти «Бутовский полигон». Вып. 4. С. 16-17.
[4] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 29262 ; «Бутовский полигон». Вып. 4. С. 265.
[5] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 50064; «Бутовский полигон». Вып. 3. С. 103.
[6] По решению Комиссии НКВД и Прокуратуры СССР приговорен к ВМН. Расстрелян 28 февраля 1938 г. (ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-78649; «Бутовский полигон». Вып. 3. С. 80).
[7] Тридцатипятники — заключенные, имеющие срок по ст. 35 УК РСФСР (уголовники-рецидивисты).
[8] «Семь-восемь» — так в просторечии именовалось постановление ЦИК И СНК СССР от 7 августа 1932 г. (См. подробнее: Федоров Н. Дмитлаг… //»Бутовский полигон». Вып. 2. С. 35).
[9] Болшевская коммуна им. Ягоды — исправительно-трудовое учреждение с более мягким режимом, чем ИТЛ. имеющее целью приобретение специальности и перевоспитание «антиобщественных элементов».
[10] Дневниковые записи Н. А. Черемных хранятся в личном архиве автора. Фрагменты записей публикуются впервые. (Ред.)
[11] О музыкальном и песенном творчестве Дмитлага см.: Рыжкова Н. Музыкальная библиотека «Перековки»// «Бутовский полигон». Вып. 4. С. 334—344.
