Сработанный рабами (Юрий Баранов)

Юрий Баранов

Подмосковье. Неделя.

11 сентября 2002 года №35 (75) стр.13

70 лет назад начали, 65 лет назад кончили строить канал Москва-Волга, к 800-летию столицы переименованный в канал имени Москвы

Юбилей водной артерии пышно не отмечали. В телевизионных новостях сообщили, что канал строили заключенные, в основном уголовные, а не политические, что из 250 тысяч погибли 100 тысяч: 10 тысяч расстреляно, остальные умерли от непо­сильного труда и болезней. Все правильно, за исключением того, что не шпана, не урки составляли основную массу рабов, а раскулаченные и священнослужители.

У меня к каналу особый интерес: в числе первых его строителей была моя мать. Нет, нет, ее не арестовывали, ее направили на стройку по распределению, после окончания института. Она была, как тогда говорили, “вольняшкой”. Мать и не предполагала, то стройка – это гигантская “зона”, что на топографическую съемку в леса и болота ей предстоит идти с рабочими-зеками (кто забыл, напомню: зек – это сокращение от “заключенный каналоармеец”). По законам зоны молодые инженеры прошли сначала курс владения оружием. Слава Богу, маме ни разу не пришлось хвататься за него.

В рабочие ей дали священников, в основном немолодых. Священники ее жалели: они знали, что у неё дома маленький ребенок (то есть я), которого она могла видеть только уезжая в Москву на выходной, и то не на каждый – половина уходила на разного рода “штурмы” или встречи “гостей”.

Тут надо сказать, что мать была молода, очень хороша собой, происходила из ин­теллигентной семьи – и поэтому ее нередко включали в нарядную, благоухающую духа­ми “Красная Москва”” толпу “строителей канала”. Именно с такой толпой милостиво беседовали посещавшие стройку полити­ческие руководители, высший комсостав НКВД и экзотические гости, журналисты, писатели, ученые. Конечно, встречи с же­лезным наркомом Ягодой – это запоминаю­щиеся, но краткие эпизоды в маминой жиз­ни, но нередко ей приходилось общаться с непосредственными руководителями строй­ки. Это были начальник строительства Ла­зарь Коган, главный инженер Сергей Жук и начальник ДмитЛага Семён Фирин (в его ведении находились кадры).

Все они, и руководители, и рядовые чеки­сты, и ядро заключенных специалистов и рабочих, перешли на Москва Волга Строй со строительства ББК – Беломорско-Балтийского канала. Там, напомню, за два года не­посильного труда погибли четверть миллиона человек. Это дало основание А.И. Со­лженицыну написать в своем фундаменталь­ном труде “Архипелаг Гулаг”, что на откосах Беломорканала надо бы “выложить шесть фамилий – главных подручных у Сталина и Ягоды, главных надсмотрщиков Беломора, шестерых наемных убийц, записав за каж­дым тысяч по сорок жизней: Семен Фирин – Матвей Берман – Нафталий Френкель – Ла­зарь Коган – Яков Раппопорт – Сергей Жук. Да приписать сюда, пожалуй, начальника ВОХРы БелБалтЛага Бродского, да куратора канала от ВЦИК – Сольца”. Солженицын опу­стил партийного куратора Беломора – Киро­ва. Те же имена можно бы выложить и на откосах канала имени Москвы, только вмес­то Бродского вписать Орловского да Никиту Хрущева, который как глава Московской го­родской и областной парторганизации кури­ровал стройку. И не забыть Зиновия Кацнельсона, сменившего Фирина.

Исторические события и фигуры – не шах­маты с четким разделением на черных и белых. Если Беломорканал с самого начала был бес­смыслицей в экономическом смысле, то канал Москва-Волга, напротив, принес огромную [утеряно]

Савёловской дороге. Дважды она пересекает канал – между Водниками и Хлебниковом и между Туристом и Яхромой. Подолгу из окна вагона можно видеть канал, водохранилища, шлю­зы. История запечатлена и в названиях стан­ций – Каналстрой, Соревнование, Темпы. При виде шлюзов я вспоминаю читанные книги, рассказы матери и ее старых товари­щей, с которыми она вместе работала на великой и трагической стройке, о том, что не всегда трупы возили на “полигон” (слово “кладбище” в применений к зекам не упот­реблялось), а бросали в бетон при заливке шлюзов и причальных стенок.

Мой товарищ, тогда школьник, жил в доме, совсем близко от которого натянули колючую проволоку, отгораживавшую зону. Он видел, как заключенные пилят лес. Особенно запомнились ему непривычные в подмосковных ле­сах фигуры зеков из среднеазиатских республик, одетых в халаты. Они не умели пилить деревья, делали это сидя на снегу, часто падающая ель убивала несчастного…

Около станции Яхрома, высоко поднявшись над башнями гидроузла, горят на сол­нце склепанные из листовой меди макеты каравелл. С чего вдруг копии испанских кораблей XV века взметнулись в русское небо? А это товарищ Сталин, когда вожди совершили прогулку на теплоходе по толь­ко что открытому каналу, сравнил плавание по новым водам с плаванием колумбовых каравелл. Вождь образно выразился – приближенные подсуетились.

А недалеко от каравелл, при подходе к Дмитрову – крест и скорбные даты, выложенные у его подножия: 1932 – 1937. Год начала и год окончания строительства.

“Стимулом к труду” были зачеты. В зави­симости от успехов в соревновании, могут день засчитать за полтора или за два и тем самым скостить срок. Оценку дает штаб соревнования, а там учитывают не только чисто трудовые успехи, сколько земли перелопатил, но и общественную работу. Пля­ши в самодеятельности, пой песни, еще лучше – сочиняй. И сочиняют! Восхваляют в стихах начальника концлагеря Фирина. Ему мало зековской силы, зековского тела, ему нужна душа.

Фирин слывет покровителем искусств, покровителем творческой интеллигенции. Человек он вальяжный, речь грамотная, зна­ет много языков, даже простой народ слышал [утеряно]

засланными из СССР агентами Коминтерна Фирин пытался раздуть революцию в Германии. Одно время он был даже… заведую­щим военным отделом ЦК Компартии Германии. Провал этой авантюры очень помог возвышению Адольфа Гитлера; когда нацисты громили коммунистов, поминали и Фи­рина, иностранца, еврея из Вильно, про­лезшего на один из ключевых постов в КПГ.

Но тогда этих подробностей зеки, конеч­но, не знали. Они знали только, что от Фири­на зависит жизнь и смерть, расстрел и осво­бождение от тяжелых работ. Поэт Михаил Брилев, окончив срок заключения, остался вольным на стройке. У него родилась дочь, и он назвал ее Фириной в честь протежиро­вавшего ему начальника концлагеря. Кто сейчас скажет, почему не уехал из Дмитрова Брилев, почему остался на стройке – добро­вольно, “по совету начальства” или из страха перед жизнью с клеймом бывшего зека. Бри­лев расстрелян в 1937-м…

Когда услышите в вагоне электрички Са­веловского направления – “Следующая ос­тановка – Соревнование”, вспомните обо всем этом. Названия оттуда – от Френкеля и Фирина. Если же вы захотите подробней узнать о достижениях передовиков сорев­нования и каких они темпов добивались на Москва Волга Строе, или, что то же самое, в ДмитЛаге, вы можете вычитать в сохра­нившихся газетах восторженные заметки о том, как женщины в одиночку поднимали камни в 4 пуда весом. Или про то, как объявлялся очередной штурм – непрерыв­ные 62 часа работы. А ведь после этих штурмов и рекордов люди приходили в сы­рые бараки, где их “доставали” с общественной работой. Не можешь песню сочи­нить – оформи стенгазету.

Великий пролетарский писатель Максим Горький, приехав в ДмитЛаг, восхвалял чекистов за то, как они перевоспитывают пре­ступников. Даже слезу пролил. Можно было подумать, что он еще не вернулся из эмиграции, не бывал ни на Соловках, ни на Беломорстрое и не понимал, что идет мас­совое уничтожение людей.

Начальник строительства Коган был кру­тым – иначе он бы не занимал таких постов. Сын купца первой гильдии, родом из Сиби­ри, Лазарь Иосифович рано включился в революционное движение, но был не боль­шевиком и не бундовцем, а анархистом. [утеряно]

Милосердная царская юстиция пожалела юного убийцу – и смертная казнь была заменена Когану на бессрочную каторгу. Но вскоре грянула революция – и освобожденный узник царизма активно включается в красный террор. В дмитровском парке он велел построить себе особняк, требовал от подчи­ненных порой невозможного – и добивался своего, “Нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики”. Разумеется, Коган еще в двадцатом году перешел из анархистов в большевики.

По маминым рассказам, грубого Когана боялись меньше, чем лощеного Фирина. А боялись все – в разной степени и по разным причинам. Матери, например, не раз намекали, что оперчасть недовольна ее “гнило­интеллигентским” обращением с зеками – она называла на “вы” всех священников, которые таскали ей на съемках теодолит, рейки, топоры для рубки мешающих дере­вьев и веток и другие грузы, и ничего не могла с собой поделать.

Но чаще, чем на Когана и Фирина, она “выходила” на главного инженера Сергея Яковлевича Жука. Это был человек совсем иного склада. Да, он внесен Солженицыным в число главнейших убийц, и это, разумеется, справедливо, но справедливо и то, что он был замечательный инженер, технарь, а не политик и не чекист, хотя и занимал высокие должности в системе ГУЛАГа. Расскажу эпизод из семейного “архива”. Когда устанавливали огромную статую Сталина, на совещании у С.Я. Жука зашел разговор, как ее монтировать, как насадить верхнюю часть на нижнюю. “Да очень просто, – поспешил со своим мнением молодой тогда инженер В.И. Грушин (друг нашей семьи), – петлей за шею подхватим и поднимем…” Все онемели. Сергей Яковлевич Жук сделал вид, что ничего не слышал и повторил вопрос: “Ну что молчите? Давайте предложения…” Проблему решили так: верхнюю часть статуи подняли в сетке…

Мама тяготилась работой на канале – не самой работой, а тем, что была оторвана от семьи. А иначе там нельзя было работать. Но и речи не было о том, чтобы уволиться. Как мама говорила с горькой улыбкой, своим спасителем она должна считать такую страшную личность, как Зиновий Борисович Кацнельсон. Он стал преемником Фирина, когда того, прежде чем арестовать и расстрелять по обвинению в шпионаже, перевели “на другую работу”. Кац­нельсон (до этого он зверствовал на Украине в должности замнаркомвнудела) сразу начал критиковать “недопустимо либеральные” фиринские порядки. Тут и Коган слетел (вместо него стройку возглавил бывший начальник ГУЛАГа М.Д. Берман – ненадолго, до скорого расстре­ла). Ища, к чему бы придраться в фиринско-когановском наследии, новое начальство, новое руководство наткнулось и на скромную персону моей матери. “Что за идиотство посылать женщину на съемки в леса с бандой преступников!”. Воспользовавшись суматохой перетряски, мать смогла уволиться. Конечно, дав “подписку о неразглашении”…

Реабилитированы все руководители ГУ­ЛАГа и концлагерей: Берман, Коган, Фи­рин, Кацнельсон (называю только упоми­навшихся в этой статье) и т.д. и т.д. А о жертвах этих палачей Хрущев не заботился: не осудил коллективизацию и ее зверства, не осудил расправу над священнос­лужителями.

И последнее. Как уже говорилось, канал Москва-Волга оказался полезным для экономики нашей страны. Но прибыль нельзя оторвать от затрат. Если в фундамент како­го-то даже очень эффективно работающего предприятия вперемежку с кирпичами заложены золотые слитки, то 100 000 загубленных [утеряно]