Газета “Дмитровский вестник” июнь-июль 1996 года (4 номера)
Вошло одноименной главой в книгу “Была ли тачка у министра?..”

– Гражданин следователь! Я готов прекратить ваши страдания!

Следователь вздрогнул и уставился на арестованного.

– Да не боитесь! Я помогу вам составить обвинительное заключение. Как-никак, я – выпускник юридического факультета Московского университета.

Понимаю ваши мучения: трудно натягивать 58-ю только за то, что я решил вступить в партию в родном Днепропетровске. Конечно, можно копаться в моем происхождении, но я никогда не скрывал его. И отец мой, был здесь начальником жандармского управления, и мать, урожденная прусская баронесса фон Дерфенден, и родственники в Америке и Франции.

«Арестованный Терентьев, вы в своем уме?! Самолично клепать себе срок, а может, и хуже!» – хотел спросить следователь, но передумал.

Короткая справка. Терентьев Игорь Герасимович. Родился в 1892 году. Образование высшее. Профессиональный поэт и режиссер, художник. Автор ряда книг, входил в левый фронт (ЛЕФ). Арестован 24 января 1931 года. Расстрелян по делу Фирина в 1937 году. Реабилитирован по обоим делам.

– Значит так, – начал Терентьев,  – Партию трогать не станем, потому что глупо сочинять обвинение, опираясь на мое желание стать членом ВКП(б). Для начала лишите: состоял в контрреволюционных организациях, да не в одной, а в нескольких: в Ленинграде, Харькове. И обязательно следует обозначить связь с иностранной разведкой: английской, французской, американской…

Это была какая-то чертовщина, фантасмагория, спектакль. Арестованный диктовал следователю ОГПУ свое будущее.

Но это была трагедия. Всего народа. А Терентьев был частью его. Но в его поведении чувствовалась вера в себя, а в словах – сознание собственного достоинства и превосходство над всесильной организацией. Впереди еще полуторачасовая лекция для тюремщиков об их упущениях и недочетах в работе. Профессионала для дилетантов, оратора, прошедшего огонь всевозможных диспутов. А перед этим еще:

– Я готов прекратить ваши страдания, – говорит теперь следователь и объявляет Игорю Терентьеву смертный приговор.

И повели на расстрел режиссера Днепропетровского рабочего театра. Но и это был спектакль, ибо приговор тройка уже вынесла: пять лет концлагеря. Маршрут: север. Пункт остановки: строительство Беломоро-Балтийского канала имени Сталина…

По Тифлису ходили втроем: Крученых, Зданевич, Терентьев. Группа 41°. От идей трещала голова. Заумь лезла наружу.

В руках с отвинченною головой,
Прижав ее к ритмичному дыханью
Своей груди, беседует со мной
Поэт, известный мне заранье.
В минуту миллион поэм
Проходят сквозь меня, и в содроганьи,
Как стон снаряда, глухонем
Я слышу только: анье, анье, рифмованье…
Анухтин над рифмой плакал,
А я, когда мне скучно,
Любую сажаю на кол
И от веселья скрючен…
И если:
«Я гений Игорь Северянин»,
то:
Я – президент флюидов.

– Таким образом, – подводил итог Терентьев, – Валерий Брюсов дождался ответа на свой вопрос: «Где вы, грядущие гунны?» Мережковский простым глазом может видеть «свинью, летящую в лазури».

– Никто до Терентьева не печатал такого грандиозного вздора! – лукаво замечал Крученых.

Они ходили по Тифлису втроем. От идей трещала голова.

«Мы совершенно довольны устройством мира, и, если в Системе Юпитера есть свой бог, который явится судить нашего – одни только мы трое: Зданевич, Крученых и Терентьев не перебежим к тому и сядем с этим вчетвером на скамью подсудимых, как соучастники всего сотворенного. И здесь, и наверху, и в преисподнище!!

Прогонит?! Создадим еще один мир – только, только всего.

Наши запасы неисчерпаемы!..»

И среди зауми рождаются новые рифмы, новые стихи, грандиозные, как постройки древних, яркие, как молодость, прекрасные, как Тифлис.

На голубей Кура
в замостьях шумела,
Трамвай выбирался
      в Европу из майдана,
Пробегала девушка,
   твердая, как чурчхела,
Наступал вечер
во всех странах.

И.Терентьев. Автошарж. 1920-е годы.
И.Терентьев. Автошарж. 1920-е годы.

В 1923 году Терентьев перебирается в Петроград.

Это было время первых шагов новой власти. Время исканий в искусстве. Расцвет направлений и личностей. Время первых попыток художников поставить свой талант рядом с революцией.

«Футуризм стал левым фронтом искусства», – заявляла декларация ЛЕФа. «ЛЕФ является объединением наиболее квалифицированной части новой советской литературы», – писали в ЦК ВКП(б) В. Маяковский и С. Третьяков.

ЛЕФ – это не только они, ЛЕФ – это Н. Асеев, Б. Пастернак, В. Шкловский, С. Эйзенштейн, С. Юткевич, С. Кирсанов. ЛЕФ – это Крученых, Зданевич и Терентьев. ЛЕФ – это и др. ЛЕФ – это организация, но Терентьев еще левее ее.

В Петрограде Игорь Терентьев участвует в диспутах. После работы в Агитстудии и Красном театре, с написанным для него и поставленным здесь «Джоном Ридом», попытка создать свой театр.

«Имею, – пишет И. Терентьев В. Мейерхольду в 1925 году, – проект о необходимости создания в Ленинграде филиала театра имени Мейерхольда. Потому что Мейерхольд – явление мировое и не может принадлежать только Москве .

И наконец мечта о театре, выразителе взглядов режиссера. осуществляется. В Доме печати ему удается начать работу с группой единомышленников.

«Моя работа в Петрограде гремит, – пишет он Алексею Крученых. – я выступил с докладом и стихами в Академии художеств, в университете, старом Петербурге, финотделе… Полчаса меня не отпускали с эстрады… и несколько раз принимались качать!!! Пролетарские писатели охотней слушают заумь, чем о футуризме вообще… Футуризм же лефовский соблазнителен только тем, что в нем были мы…»

«Дорогой Круч! Посылаю афишу. Народу без конца. Все вузовцы и почти все медсестры… В полемику на эстетической платформе ни с кем не вступал, отрицая эстетику, как таковую и подчиняясь только официальным указаниям РКП в отношении всех художественных группировок. Четырнадцатого декабря объявил диктатуру зауми. Разыгрывай наигранное и «Мир – химикам, война – творцам»… Наша диктатура должна иметь две опоры: ЦК РКП и ЦК РКСМ. Мой транспорт между двух поколений – РКП! Мы – условие мировой революции. Наш язык – мык!.. Я думаю, Маяковский вернется к мыку! Недаром он подарил мне свои штаны и свою кофту!

В Петрограде через 2-3 недели будет митинг… По всей вероятности, доклад – мой. – Встречный докладчик вряд ли найдется – здешние все больше привыкли опираться на столицу! Доклад свой назову как-нибудь «Мы вне эстетства»… Пришло время, чтобы мы снова работали вместе, как в Тифлисе… 15 марта в Доме печати – конференция левых группировок в искусстве, 25 марта заумный «Ревизор»…

«Заумный «Ревизор» в постановке Терентьева был как взрыв бомбы, как акт величайшей дерзости, как действие, доступное разве что одному Терентьеву.

Уже был «Ревизор», прочитанный В. Мейерхольдом по-новому, с атаками на него критиков, включая и Терентьева, и аплодисментами в зале.

И тогда Терентьев поставил свой спектакль. И коль скоро «бесспорный провал «Ревизора» есть результат оторванности Всеволода Мейерхольда от ЛЕФа», то… провал «Ревизора» есть торжество ЛЕФа».

«…Я завален «Ревизором», – пишет Терентьев Крученых. – Кроме того, весьма активно работаю в предпартийном театральном совете. Выступаю по всем вопросам театральной политики с особым мнением. Позиция сильного меньшинства. Мой театр – позиция ДИАНАТ – «Диалектического натурализма». Позиция очень правильная: заумь попадает в марксистское учение самым безболезненным образом»… Я нисколько не сомневаюсь, что пьеса и спектакль будут небывалые по впечатлениям и последствиям…»

И он оказался прав.

Критик Юрий Соболев:

«Кто-то говорит, заключено в «Ревизоре» огромное общественное содержание. Кто-то старается доказать, что и до сих пор не утратила комедия своего социального значения. Игорь Терентьев только язвительно улыбается и презрительно пожимает плечами. Общественное содержание и социальная значимость… Какая чепуха… Глупая фарса – вот что такое «Ревизор»… Тщательно убрав малейшее социальное значение, раз – навсегда покончив с «легендой» о ее общественной значимости, он насытил спектакль трюками и шутками, свойственными театру в такой мере, что «Ревизор» может отныне быть смело сопричислен к образцам сценариев итальянской комедии масок. Все это подсказано той убогой, натуженной, завистливой выдумкой… которой Игорь Терентьев полагал перещеголять самых левых из левых режиссеров.

Но мы решительно предостерегаем делать сравнения между трюкачеством, абсолютно лишенным всякого смысла Игоря Терентьева и той подлинно творческой работой, которую совершил Мейерхольд… Это не поддается сравнению. Что общего между пошлостью назойливых «Кирпичиков» и торжественной героической симфонией Бетховена…»

«Круч! «Ревизор» вышел во много раз лучше, чем я сам ожидал. Во-первых, конец – возвращение Хлестакова вызывает рев публики!.. Начинаем дикую борьбу. Вся сволочь почувствовала, что пахнет заумью. Этого слова даже и произносить нельзя… Я написал письмо Маяковскому с просьбой приехать. Такое же письмо отправлено правлением Дома печати Бухарину. Нужны московские авторитеты… Принимаем мы меры к перегибу обстоятельств в нашу пользу… Нужно выиграть темп, проломав двери редакций, бешено обсуждающих мою «преступную» работу… Деньги в Доме печати кончились с появлением «Ревизора»… На рекламу у нас нет ни копейки. Нет денег на фонари у входа в театр. Положение труднейшее!»

Поэт С. Третьяков: «Терентьева, буффона и пародиста, я видел в «Ревизоре». В одну эту вещь вложено веселой выдумки больше, чем все остальные ленинградские режиссеры способны выдавить из себя в течение года…» В его работе «есть такие редкие и ценные вещи, как веселое изобретательство, крепкий сарказм, высокая техничность и чувство злободневности… Мы не поддакиваем людям, привычный лозунг которых: «не перегибайте палку”. Наоборот, где только можно открыть клапаны изобретательства – перегибайте палку. Перегибайте палку, товарищи изобретатели. перегибайте сильнее. В любителях выравнивать эту палку – недостатка не будет».

В чем же обвинялся режиссер? В экспериментаторстве! Но кто в двадцатые «не грешил» этим?! Богатстве творческой фантазии! Но разве это плохо?! Умение найти единомышленников и сплотить их! Но ведь это задача любого руководителя! В способности найти неожиданность там. где ее никто не хотел видеть? Но ведь на то и мастер! А еще это была потрясающе яркая и смелая индивидуальность. Отмеренная природой, помноженная на высокую работоспособность.

«Имею – писал он В. Мейерхольду, – 33 года от роду. Здоров. Стаж неопределенный (цирк, театр, рабочие кружки, литература…). Конкурирую с лучшими чтецами футуристами и конструктивистами, также работаю упорно и дисциплинированно, связь с массой держать умею. Образование высшее (окончил Московский университет в 1914 году… Театральную работу вел в Красной армии с 21 года… – беспартийный… Имею разработанный проект постановки и материал «Войны и мира» Л. Толстого на тему Ленина – наш истинный грех толстовства. О связи с 905 годом…- Имею…»

Талант! А вот это, мягко говоря, нравится далеко не каждому!

И. Терентьев пишет резкую статью, где как противоположность существующим однотипным художественным театрам выдвигает идею «антихудожественного».

Театр Революции … нельзя отличить от Малого академического», а Мейерхольда от Мережковского и Тургенева… Но культурную революцию мы свершить можем и должны. Нам трудно показывать чудеса индустриализации, но на фронте культуры пролетариат солидных стран потребует от нас и технических, и идеологических образцов… поэтому приходится выдвигать новый наш лозунг – слово «антихудожественный»… Антихудожественный театр интересен и нужен пролетарской Москве не менее, чем художественный театр был нужен просвещенному купечеству старой Москвы… Пусть сохраняются «ГАБТы, но вреден сплошной ГАБТ!.. »

В 1928 году театр Игоря Терентьева приезжает на гастроли в Москву. Аншлаг! Успех! И предложение о переводе труппы в столицу.

«Сам Мейерхольд меня боится», – замечает Игорь Герасимович.

Но за предложением не оказалось действия. Коллектив рассыпался. Терентьев уехал на Украину. Одесса, Харьков, родной Днепропетровск. Здесь режиссер создает молодежный театр. Он снова собирает вокруг себя единомышленников. Дебют – спектакль по роману «Межгорье». Аншлаг! И снова успех! Полный!

Игорь Терентьев – о зените славы!

И он подает заявление в ВКП(б). Он уже многое сделал для пропаганды ее идей, и лучшие его работы – о нынешнем дне.

«Мы сидели в одной из комнат нашего гостиничного номера, – вспоминает в книга «Театр ГУЛАГа» дочь режиссера, – а актер Фима Липкин рассказывал об ужасах еврейских погромов, которые он пережил в раннем детстве. Все притихли, а Фима как раз и говорит: «Мы сидим, слушаем, ждем… Пройдут мимо наших дверей или нет…»

И вдруг постучали. Вошли трое. Спросили Терентьева. Я позвала. Папа пришел. Ему показали ордер на арест…»

«Врага народа И. Терентьева, «замышлявшего» взрывы, диверсии и другие ужасы, оказавшегося «своим парнем» во многих иностранных разведках на 5 лет, направили на «перевоспитание» на строительство ББК. Здесь он руководит повенчанской агитбригадой, а когда ее выступление производит впечатление на нового начальника лагеря Семена Фирина, становится начальником центральной. В 33-м его досрочно освобождают. В этом же году вместе с коллективом он приезжает в Дмитров на строительство канала Москва-Волга.

Повенчанская агитбригада. Фото А.Родченко. 1933 год.
Повенчанская агитбригада. Фото А.Родченко. 1933 год.

Деревянный клуб МВС, перекочевавший вместе со строителями с Медвежьей Горы. Аншлаг. Занавес!

Слушай песню, землекоп!
Слушай, землекопка!
Прогремит, как Перекоп,
Наша «Перековка»!

И словно время повернуло вспять. То ли «Синяя блуза» , то ли «Живая газета» той поры, когда многие из сидящих были еще молоды, учились, работали, воевали. Теперь их объединила беда, а воспоминания воскресила – центральная агитбригада режиссера Игоря Терентьева.

На канале – жизнь большая
Еще больше – впереди!
Коган – Фирин, мировая
Редколлегия, веди!

И.Терентьев Не ранее 1934 года.
И.Терентьев. Не ранее 1934 года.

Из статьи Д. Виленского в дмитлагском журнале «На штурм трассы»: «Игорь Терентьев говорит: темы канала неисчерпаемы – от технических вопросов до состояния погоды. Форма – от блатной песни до использования классической оперы. Стройка – тот же фронт. Агитбригада – тот же агитпоезд первых лет революции, это излюбленная форма величайшего поэта Октября Владимира Маяковского. Его первые постановки в театре революции – первоистина наших агитбригадных форм. И даже свое крупнейшее драматическое полотно «Мистерия Буфф» поэт рассматривает лишь как удобный каркас, обрастающий каждый раз новым новым материалом политических, общественных и бытовых тем…

В десятидневный срок разработать детальный календарный план использования каждого экскаватора. Так звучат слова октябрьского приказа 349 народного комиссара внутренних дел.

И тотчас вдоль трассы несется боевой призыв центральной агитбригады:

Для ударного народа
Говорит приказ Ягоды…
Приказываю:
Чтобы прочно закрепили
Шоферов, автомобили…
Приказываю:
За работой, чтоб следил
Специальный бригадир,
Чтобы были ровны, строги
К экскаваторам дороги.
Чтобы сведения о том
Знал Ягода, наш нарком…
И вдруг:
Наши песни всем понятны,
Тема их: родной канал.
Кто за то, чтоб Саша Бандер
Нам чечетку станцевал?

И бывший зек Александр Бандер, а за ним и другие начинают спор плясунов.

Кто бы ни был – не позволим
К старой подлости тянуть,
Мы от Волги тут на волю
До Москвы пророем путь.

И наконец – знаменитая терентьевская:

И жизнь будет!
И канал будет!

В редкие свободные минуты вырывался Игорь Герасимович в Москву. И тогда в кругу друзей появлялся другой Терентьев. Сбросивший десяток лет. остроумный фантазер из компании «41°».

Друзья собирались вновь. И какие имена. Алексей Крученых, Николай Асеев, Семен Кирсанов, Борис Пастернак, Юрий Олеша, Валентин Катаев, Лев Кассиль. Состязаниям талантов – нет конца!

И.Терентьев Автопортрет. 1937 год.
И.Терентьев. Автопортрет. 1937 год.

Мы пахали.
Мы косили.
Мы – нахалы.
Мы – Кассили!
Красноустый, жолтокофтский
Фразовержец Маяковский.

Берет слово и Игорь Терентьев:

Се ЛЕФ.
А не собака!
Се – львинский,
а на Ака!

В 1935 году Игорь Герасимович получает предложение снять художественный фильм. «Правда» 13 августа 1935 года. Симферополь. Киноэкспедиция фабрики Межрабпомфильм во главе с режиссером Терентьевым снимает в Керчи большой художественно-исторический фильм «Восстание камней».

В основу взята героическая подпольная борьба крымских большевиков в 1919 году на керченских каменоломнях…

Киноэкспедиция произвела уже съемку основных сцен у каменоломен, на Табачной фабрике в Старом Карантине… В съемках участвуют бывшие красные партизаны…

В фильме заняты заслуженные артисты республики Н. С. Плотников и Н. И. Рыбников, артист Малого театра Н. А. Аненков. «Фильм должен быть готов для экрана не позднее 15 января».

Но фильм неожиданно закрывают, и съемки прекращаются. Осенью 1936 года, через полтора года работы в кино, режиссер Игорь Терентьев возвращается в Дмитлаг и снова принимает центральную агитбригаду.

Ставя с коллективом «Цыган» Пушкина, режиссер думает о большем.

Из заявки на создание кинооперы «Евгений Онегин»

«К столетию со дня смерти поэта должен быть поставлен первый звуковой и первый цветной советский фильм – опера с музыкой Чайковского. с освобождением текста либретто от всех не-пушкинских «варваризмов». «Евгений Онегин» должен -зазвучать наконец как опера исключительно на тексте Пушкина.

Новый жанр кино-опера, т. е. высокого качества музыка, пение, поэзия, вовлеченные в волнующее драматическое действие на 1 1/2 часа, задача во всех отношениях назревшая, и ее можно разрешить». Это пишет 45-летний зрелый мастер, когда-то в молодости исповедовавший заумь и мык. Но Терентьев не был бы Терентьевым – смелым новатором и кладом идей.

Он предлагает ввести в действие самого Пушкина, соседа Онегина и Лариных. Онегин дает почитать Пушкину письмо Татьяны. А финал картины: три сосны на месте гибели Ленского и молодая поросль вокруг них. Лошадь идет шагом. Облучок без кучера. Вожжи – в глубину тарантаса. Там откинулся, закрыв глаза Пушкин…

Но заявка так и осталась заявкой. Поступившее предложение поставить в Москве главный праздник в честь открытия канала, разработанный, как грандиозное шоу, тоже не осуществился.

8 апреля 1937 года И. Терентьев пишет стихотворение. посвященное своему великому единомышленнику. Перекликающееся с известной работой своего друга, оно, возможно, стало последним в жизни еще одного загубленного таланта.

Товарищ Маяковский!
Без тебя скучней…
Где смена,
что стихами
заниматься может?!
Не трудно умереть:
кто раньше, а кто позже.
Родиться гением
значительно трудней.

Игоря Терентьева арестовали 28 мая. При обыске у него изъяли почетную грамоту МВС, билет ударника и записные книжки. А из искусства – яркую личность.

И все же из дальнего далека десятилетий пробивается его голос:

Пряник сердца, пряник сладкий
Подарили вы шутя…
Сердца этого загадки
Не могу постигнуть я.
Пряник – сердце, друг медовый.
Твой надолго пахнет мед.
Запах этот в грусти новой
Сердце снова не поймет…

Н. ФЕДОРОВ.
1991-1995 гг.

В очерке использованы материалы Российской государственной публичной библиотеки и Российского архива литературы и искусства.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Введите ваш комментарий
Введите своё имя