Аргунов Е.И. – “О канале” (1930-40е гг.) Часть 3

Часть 3

Иногда я пытался передвигаться по каналу на халяву, то есть цепляясь за лодку, которую привязывали сзади к баржам или плотам. Это когда я плыл от Зеленой Гавани к Мысово. Там плоты и груженые баржи медленнее плыли, и мне вполне удавалось к ним прицепить свою лодку. Из Мысова баржи шли быстрее, и соответственно редко удавалось к ним прицепиться.

Иногда наш путейный катер ходил, и я цеплялся к нему веревкой за корму и доплывал до нужного для меня места. Но это было редко. Иногда я на веслах догребал до порта Речной вокзал, а оттуда, цепляясь за какой-нибудь катер, добирался обратно до перемычки.

В 1942-м году осенью на Клязьминском водохранилище не успели вовремя убрать бакены. Навигация шла до поздней осени, и неожиданно похолодало и воду сковало льдом. Как правило, бакенам требовался ремонт. Их красили, ремонтировали то, что за лето сломалось. Решили снимать бакены, пробиваясь к ним через лед на местном ледоколе. Бакен стоит на месте, так как к днищу его прикреплена стальная цепь четырехметровой длины, на конце которой прикреплен груз в виде железобетонного куба весом 200 килограмм. Бакен цепляют к катеру, груз подъемником поднимают на катер, и так, по 5 – 6 бакенов приволакивают к перемычке, где была наша ремонтная база. Но наш ледокол оказался слаб и не смог пробиться к бакенам. А лед был уже 7 сантиметров.

Было холодно, я забился в машинное отделение, где было потеплее. Катер отходил ото льда, разгонялся и всей своей массой наваливался на ледяное поле, давил лед немного, проваливаясь в воду. Так, пройдя только до Хлебниковского госпиталя, наш корабль показал свое бессилие. Как бы ни надрывались дизели в несколько сот лошадиных сил, их не хватало. Мы повернули назад, не подцепив ни одного бакена.

Навигация 1943 года началась рано. Сначала прошел ледокол от Икшинского водохранилища, взломал лед, дали воду в водохранилища через шлюзы, и пошли первые баржи. Я тоже готовился к навигации уже по известному плану. Батареи, составленные где из сухих элементов, где из кислотных, почти сдохли, и нужно было их менять, чем я и занимался. На сухопутном участке ремонтировал познавательные знаки: менял разбитые линзы на новые, вкручивал электролампы, которые я на зиму убирал. Моя лодка было полна всего: и линзы, и провода, и лампы, сухие элементы, когти, пояс и брезентовый плащ.

Уже через много лет после войны линзы познавательных знаков стали предохранять снаружи металлической решеткой из толстой проволоки. А на бакенах стали устанавливать фотоэлементы, которые выключали лампы с темнотой и включали с рассветом. И еще бакенщиков снабдили бензиновыми двигателями. И конечно, работать стало намного легче.

Однажды, за мостом Дмитровского шоссе, напротив деревни Капустино, я обнаружил рыболовную сеть, которая могла накрутиться на винт теплохода. Я, конечно, её выловил и привез в Мысово. Каким-то образом рыболовам удалось меня найти, и они пообещали за сеть выкуп, унесли её, но обманули.

За время работы было много всяких случаев. Один был вообще ни на что не похожий. Как-то прихожу утром на берег, где я причаливал и запирал на замок стальную цепь, а лодки нет. Я туда-сюда, к своему начальнику Катальникову. Доложил ему, что случилось. Канал был, как и железная дорога, объект важный, на военном положении. И лишить меня моего “паровоза” – это было уже слишком. А лодок на ходу в нашей местности не было. Подключили участкового милиционера, и с ним и с моим начальником стали предпринимать экстренные меры.

Кстати, у меня за 2 года было 2 начальника Химкинской дистанции. В 1942 году с весны был Чернышев А.И.. Но когда в июне на Химкинском водохранилище, почти напротив Речного вокзала, баржа с хлебом налетела на противотанковый еж, который пробил ей днище, и баржа затонула, его отправили в штрафбат на фронт. Больше о нем ничего не было слышно. Второй был Катальников Н.А.. Он был пожилой, и на фронт его не брали.

Милиционеру кто-то подсказал, что около лодки околачивались Ивакинские ребята. Ивакинцы приходили в Мысовский клуб в кино. Даже сказали, что это дело рук Матрохина Витьки. Взяв на перемычке казенную лодку, мы втроем поплыли в Ивакино. Дом Матрохиных мы нашли легко, он был посередине деревни. Пришли, и милиционер прямо спросил: «Где лодка?». Родители вроде сказали, что не знают ни про какую лодку. Тогда мы с участковым прошли в огород за дом, лодка была там. Лодку мы спустили на воду, весел у меня с собой не было, тогда меня взяли на буксир и доставили в Мысово, к Белому дому. Что было с похитителем, я не знаю, ему тогда было тоже лет 14-15. Я и раньше знал Матрохиных. Был Матрохин старший, с 1922 года. Он был на фронте, пришел с войны живой и долго еще жил городе Долгопрудном.

Ивакинцы и до революции и после, и даже после войны учились в Мысовской школе, называемой Котовской, так как Мысовский помещик построил школу на территории поместья в Мысове, напротив “Горелой дачи”.

Летом 1943 года я часто менял сухие элементы в бакенах. Мне снова стали их давать на складе для замены прошлогодних. Я проверял, как горят лампы, и если тускло, то проверял поочередно каждый элемент контрольной лампой внутри бакена и выявлял вышедший из строя.

Как-то раз, в один погожий день, когда на небе не было совсем облаков и не дул ветер, я, плывя по каналу, разогнал свою послушную лодку до скорости 5 километров в час, так что она, рассекая воду, с боков создавала волны, и за кормой тоже были намеки на волны. Я радовался хорошему дню и хорошему настроению. Я только отщелкивал столбы, в уме считая от одного до шестидесяти. Часов у меня в то время не было никаких, они были большой редкостью. Я заплыл за шоссейный мост и причалил к первому бакену, что был на московской стороне. Было тепло. Солнце палило, и парило. Я разделся до рубашки, так было легче работать на дне бакена, который от жары тоже накалился, и на дне его было жарко. Я привязал лодку за кольцо, которое было на бакене, как бы причальное место. Цепь была надежной, стальной, и я привязал её на один узел, было же тихо, просто штиль. Лодка моя была полна всякой всячиной: элементы, плащ, брюки, рубашка, когти, в общем, все, что было необходимо.

Я залез в бакен и стал на его дне проверять и менять сухие элементы. На дне бакена, которое было на полтора метра погружено в воду, было прохладнее. По периметру бакена на самом дне были установлены 4 деревянных ящика с четырьмя ячейками в каждом для сухих элементов. Я проверял элементы и отбраковывал негодные, т.е. выработанные.  Фактически это были элементы Вольта, и по классической физике каждый вырабатывал только 1,5 Вольта. Хоть убей, больше он никак не мог выдать, это закон.

Когда я вставал на дно бакена, то моя голова уже не высовывалась, такой он был глубокий. Свет проникал внутрь через люк, крышка которого откидывалась. Я сидел в бакене, делая свою работу, и не видел ничего кроме белого пятна света над головой. В бакене был полумрак. Через некоторое время я начал ощущать качку бакена, но подумал, что это прошел пароход. Качка усилилась, потемнело, блеснула молния  над головой, и как будто по бакену ударил гром, даже в ушах загудело. Хлестнул сильный дождь, ливень, я закрыл крышку люка и притаился. Раскаты грома раздавались как залпы дальнобойных зенитных орудий во время налета немецких самолетов на Москву.

Чуть притихло, я высунулся из бакена и охнул от ужаса: моей лодки у бакена не было. Я огляделся по сторонам и сквозь еще идущий дождь увидел свою лодку на другом краю водохранилища у деревни Капустино.

Дождь почти перестал, посветлело. Я был в майке и трусах, одежда осталась в лодке. Недолго думая, я нырнул в воду и поплыл за лодкой. Это самое широкое место водохранилища. Плавал я неплохо, но в такую даль еще плыть не приходилось. Дождь, хоть и редкий, но крупный, бил по моей голове, но не очень больно, терпеть было можно. Я доплыл до мели и пошел пешком по дну, так как там было мне по пояс. Вдруг я увидел плавающую на боку на воде чайку. Я подошел к ней и обнаружил, что она поймалась на рыболовный крючок. Какой-то рыбак ловил на живца щуку, а попалась чайка. Освободив чайку от крючка, я её подкинул вверх, и она, хоть с трудом, но все же полетела. Видимо, ослабла.

В лодке было уже много воды. Все мои пожитки плавали в воде, только элементы были на дне. Благо, что весла были при лодке, и я, сев в нее на мокрую скамейку и чуть ли не по колено в воде поплыл к своему бакену. Волны били в нос лодки, ветер опять поднялся, и пошел крупный дождь с градом. Ветер усилился, и град лупцевал меня в спину уже ощутимо больно. Я греб что было сил. Лодка наполнялась водой, и когда я подплыл к бую, то она почти тонула.

Я выкарабкался на бакен, выловил плащ и привязал лодку теперь уже намертво и на цепь и на веревку, а сам полез в бакен. Там было теплее. Я надел рубашку, брюки, хотя мокроватые, накинул на себя железобетонный плащ и лег на ящик с элементами. Стало холодно. Капли дождя дробью барабанили по стенкам бакена и отдавались легким гулом. Что только не приходило в голову во время моего заточения в бакене. Как мне быть, что со мной будет, как спастись? Был вариант плыть голым на берег, который был ближе, то есть правый – там сейчас водная милиция. Другого варианта я не было. Я, скорчившись, лежал на  жестяном ящике и дрожал мелкой дрожью.

Сколько прошло времени я не знаю, но вдруг мне послышалось, будто кто-то рядом говорит. Но я отбросил эту мысль, так как в этом месте плавал только я и под мост никого не пропускали без пропуска. Потом раздался стук о борт бакена. Даже не поверив, я встал, поднял крышку люка, взглянул и удивился. Солнце ярко светило, а около бакена плавала лодка, в которой сидели мужчина и женщина. Оказалось, что муж встречал свою жену у железнодорожной платформы «19 километр», так раньше называлась платформа «Водники». Она работала в Москве, а жили они в Горках. Мужчина подцепил мою лодку к своей. У них было ведро, и мы, вычерпав наполовину воду из моей лодки, поплыли к пристани «Зеленая Гавань».

Причалив к берегу, я вытащил все вещи из лодки на берег, мы опрокинули лодку на бок и вылили воду. Потом перевернули лодку обратно и поставили её на воду. Я сел в лодку и изо всех своих мальчишечьих сил погреб домой. При гребле я согрелся, да и на улице стало тепло. Причалил к берегу у канальского путейного дома,  который находился недалеко от шоссейного моста в сторону Москвы, напротив Хлебниковского госпиталя. Там жил начальник дистанции. Я его застал дома и, доложив о случившемся, сказал, что больше работать не буду, ухожу учиться. Мне только что исполнилось 16 лет, и ни трудовой книжки, ни паспорта у меня не было. Меня уговаривали остаться, предлагали 2-х комнатную квартиру и все льготы, но я ушел, потому что хотел учиться в техникуме.

Проплывая Глубокую Выемку и вообще по каналу, люди испытывают сострадание к строителям за их тяжелый труд, гордость за такой подвиг и восхищение творением человеческих рук и природой вдоль всего пути плавания. Прогулки по каналу стали праздником. А там, где пролегла водная гладь канала и водохранилищ, они стали излюбленным местом отдыха, купания, рыбной ловли.

Конечно, выкопать такой канал – это был тяжелейший труд. Машин почти не было, все делалось руками, не всем строителям канала удалось выжить за 5 лет стройки. Конечно, люди болели и умирали, но не больше чем сейчас в годы перехода от социализма к капитализму. Люди сейчас умирают бесславно от многих причин и от пороков капитализма. Строителей канала будут помнить всегда и будет им памятником сам канал.

Аргунов Евгений Иванович

2007 год

dolgoprud.org